Избранная и беглец

- Меня зовут Лилиан, - для большей убедительности повторила та, - я дочь Лайона Делайна. Тебе это о чем-нибудь говорит, мышь?
Айрис пожала плечами. Вот странно. Зачем эта девица пришла? Чтобы оскорблять?
Она села на кровати, поправила халат, откинула назад спутанные волосы и покойно спросила:

• Я вас чем-то обидела? Или, может быть, кто другой обидел?

- Подождите. – Айрис невольно схватила его за руку, - в прошлый раз… когда мне откорректировали области знаний… мне стало плохо. Судороги. Аритмия, наверное.

• В этот раз ничего не будет, - мужчина пожал плечами, - вам просто делали корректировку без поправок на присутствие в организме наногенератора. Это он дал такой дивный эффект. А мы-то знаем о том, что он у вас есть, и потому будем производить запись должным образом. Не волнуйтесь. Просто закройте глаза.

«Мы как будто были невинными детьми, там, на Эрфесте, - внезапно подумал Оллин, - а теперь выросли. Шагнули в большой мир и смотрим на него уже совсем другими глазами».

Айрис улыбнулась и качнула головой.

• Я ничего не полагаю. Это же твоя жизнь, тебе и решать. Становиться правителем Рамелии или нет.
• Хитрая ты, - буркнул Оллин.
• Ответственность за принятое решение – это вообще дело хитрое, - согласилась Айрис.

Голограмма в последний раз вспыхнула, явив перекошенное болью лицо ребенка, все в язвах, и погасла. Оллину показалось, что по кабинету плывет чуть сладковатый трупный запах.

Айрис никогда не умела целоваться. Да и с кем. Рато все это считал ненужной тратой времени.
Оллин тоже не умел, потому что ему было негде и не с кем учиться.
И все это скорее походило на жадные, жаркие укусы двух совершенно обезумевших животных. Ровным счетом ничего, что имеет отношение к нежности или ласке.

Добропорядочные жены не убегают от мужей в лес. Добропорядочные жены предпочитают терпеть побои и прятаться по пыльным углам, словно крысы. И ведь на самом деле не ясно, что хуже - несколько свежих синяков и выбитые зубы, или Проклятые, что тенями бродят среди старых дубов.

И внезапно Айрис окутало спокойствие. Такое спокойствие бывает у людей, с которыми уже произошло все самое страшное.