Вот никак е складывается у меня в отечественным юмористическом фэнтези. Видимо, не мой жанр. Нельзя сказать, что в «Буднях феи-крестной» юмор на уровне Степаненко, Петросяна и госпожи Юраш, скорее такая «разлюли-малина», но мне было не смешно.
Запихивая разодетую в пух и прах Золушку в карету, сотворенную из тыквы. Фея продолжала отбиваться от вопросов, больше похожих на требования:
— А декольте не слишком скромное?
— До пупка-то?!
— Может быть, длину платья укоротить?
— Ещё раз кромсать я ничего не буду!
— Как же работа по дому? Не хочу получить «нагоняй» от мачехи!
— Не переживай, я обо всём позабочусь.
— Ох. мне так неловко! — проговорила Золушка и, смахнув несуществующие пылинки с пышной юбки, торопливо дёрнула за ручку дверцы.
— Не так быстро! — пропыхтела Фея и вцепилась в позолоченную ручку, не позволив оттеснить себя от кареты.
— Я забыла упомянуть один нюанс!
Золушка моментально насторожилась и перестала поправлять забранные в высокую причёску светлые волосы.
— К полуночи волшебство рассеется, и всё вернется на свои места: платье превратится в обноски, карета — в тыкву, кучер и лакеи — в мышей. Так что посматривай на часы, не забывай о времени! Удачи! — не слушая возмущения Золушки, Фея решительно захлопнула дверцу и сделала знак кучеру.
Или:
Катя подплыла поближе, стянула с лица прозрачную маску, выплюнула изо рта трубку, тянущуюся к кислородному баллону за спиной и, цепляясь за выступы на валунах, приподнялась на руках, чтобы рассмотреть, что так заинтересовало ее новую подопечную.
Открывшаяся взору картина не особо впечатляла. Что, она игру в пляжный волейбол никогда не видела?
— Вуайеризмом, значит, балуемся, — многозначительно протянула Катя за спиной русалки. — Зря! Плюшки гораздо безопаснее: фингал под глазом за подглядывания не поставят и в суд за сексуальные домогательства не подадут. Карлсон был не дурак, дело говорил! Все-таки юристом работал, до того, как в педофилии оказался уличен.
Русалка вздрогнула, затем оглушительно взвизгнула и испуганно нырнула в воду. Катя еле-еле успела ухватить свою подопечную за изумрудный плавник на хвосте. — Эй, стой! Что ты в конвульсиях забилась, как ЦИК при виде заявления Навального на регистрацию в кандидаты в президенты. Стой, говорю!
Катя покачнулась, но хвост не выпустила, наоборот, чуть дернула рукой, будто подсекая, как на рыбалке, и крепко потянула добычу на себя. Русалка, упрямо побарахтавшись, признала свое поражение. Она, отплевываясь, вынырнула и с подозрением воззрилась на нее.
— Отцу наябедничаешь?
— Да что б мне премию вовек не увидеть!
— А чего тогда надо?
— Дык... Подвинешься, может? Вместе-то веселее шагать навстречу обвинению в сексуальном преследовании, разве нет?
Из взгляда русалки ушла настороженность, лицо смягчилось. Белые маленькие зубки, обнажившиеся в улыбке, уже не пугали и не вызывали в памяти кадры из фильма «Челюсти».
— Смотри, вон там! — Русалка подвинулась, освобождая место для Кати, и, подтянувшись на руках, выглянула из-за валуна и махнула в сторону пляжа. — Видишь?
Катя прижала ладошку ко лбу козырьком, жалея, что не захватила с собой бинокль:
— М-м-м... Я надеюсь, ты не про того большого, золотистого лабрадора, ибо на такое моей толерантности не хватит. А я. знаешь ли, даже в параде «Каждой Белоснежке по семь гномов!» участвовала.
— Тьфу! При чем здесь собака? — удивилась ее собеседница и беззастенчиво ткнула пальцем в молодого мужчину, играющего в волейбол. — Я же про принца!
На последнем слове ее глаза подёрнулись мечтательной дымкой.
Катя оценила и обнаженный, хорошо накачанный торс принца, и крепкие ноги, обтянутые джинсовыми шортами, и небрежно уложенную шевелюру, и даже голливудскую улыбку, чей блеск можно было разглядеть и отсюда, с валунов, с расстояния в метров сто от пляжа.
— Хорош, чертяга! — одобрительно крякнула Катя и резко сменила тему. — А валуны ты лично притащила? Не пойми меня неправильно, но три огромных камня, воткнутых посреди моря так, чтобы удобно было наблюдать за пляжем, вызывают некоторые вопросы...
— Что? — Русалка с трудом оторвалась от предмета своих мечтаний и отмахнулась. — Нет, это моя бабка еще соорудила. Она тоже была из наших... из любознательных.
Впрочем, это мои проблемы, что касается художественной и идейной ценности книги, она весьма невелика. Понятно, что книга писалась для стеба, но хотелось чего-то большего. А так – прочитать и забыть, тем более, что одно достоинство у этого произведения все же есть – оно небольшое.