На сопках Маньчжурии

Наконец-то я прочла эту книгу. Читала долго и довольно мучительно, так как в романе очень много сюжетных линий и персонажей, и было сложно сосредоточиться и сопоставить все имена и события, происходящие в разных концах Российской Империи и за ее пределами, хотя к середине книге уже все встает на свои места.
Что мне понравилось. Первое, все персонажи разноплановые: с разной судьбой, социальным положением, образованием, мировоззрением. Их можно четко разделить на хороших и плохих, но книги это не портит. Персонажи большей частью простые, но именно в их простоте кроется их сила. Солдат Емельянов, который не хотел и не умел воевать, купец Попов, который добился богатства трудом и умом, поручик Логунов, который видел в солдатах прежде всего людей, Катя Малинина, девушка с рабочих казарм, которая окончила гимназию, Ханако, дочь русского купца и японки.
Второе. Очень интересно представлен образ Куропаткина. На протяжении всей книги он предстает перед читателем как слабый и вялый человек, сомневающийся в себе и пытающийся себя оправдать. Подсознательно он понимает, что недостаточно талантлив для возложенной на него роли, вспоминает слова Скобелева о том, что хорош как второе лицо, но не как командующий (Кстати Куропаткин будучи неплохим администратором провел в армии несколько реформ, за что получил должность военного министра. Однако многое, что было им задумано по реорганизации русской армии осуществлено не было). Он придумал себе свой собственный мир, в котором настоящее перекликается с его воспоминаниями, в этом мире он действует по собственным правилам, с той лишь оговоркой, что его действия приводили к бессмысленной гибели людей. И все же именно в уста Куропаткина вложен, пожалуй, один из самых замечательных монологов в книге:

«Часто в печати меня упрекают, и как военного министра, и как командующего, в неподготовленности к войне маньчжурского театра. Да, неподготовлен, совсем неподготовлен. Разве я этого не знал лучше других? Но в чем трагедия: у нас нет средств, чтобы быть в одно и то же время готовыми и на Западе, и на Востоке. Или тут, или там. Но тут все-таки Япония, а там Германия! Да что театр! Сама корпусная организация нашей армии для такого театра, как Маньчжурия, громоздка. Нужны дивизии, еще лучше — бригады. А наши офицеры… Некоторые полковые командиры карт не умеют читать. И тут дело не только в том, что приемы обучения в нашей армии неудачны, устарели, а еще и в том, что способные молодые люди не идут в армию. Армия не в моде, офицерский мундир не в почете. Необходимо офицерскому мундиру возвратить его настоящее значение и высоко поднять звание именно армейского офицера. Необходимо, чтобы служба в штабах, управлениях и учреждениях военного ведомства не была выгоднее службы в строю. Наши строевые офицеры бегут в пограничную стражу, акцизное ведомство, в податные инспектора, жандармы, на железную дорогу… Где только не встретишь нашего брата, армейского офицера! Материальное положение его, как вы сами изволите знать, невысоко. Пехотный офицер в дурно сидящем, некрасивом мундире, пыльный и часто грязный, скорее возбуждает у прохожего чувство сожаления, чем чувство гордости своею армией. А между тем именно от боевой работы этих маленьких армейских пехотинцев зависит целость государства. Я все это видел, но ведь изменить этого я не мог! Я, Алешенька Львович, не только не мог изменить неудобной для войны организации нашей армии, но я даже не мог неспособных офицеров заменить способными. Аттестации мирного времени, как я и ожидал, оказались неверными. Те военачальники, которые проходили службы с отметками «отлично» и «вне очереди», при боевом испытании оказались никуда не годными. По физическим и духовным качествам не выдерживают. И, наоборот, очень многие из тех, кто проходил служебный путь незаметно, вдруг в боевой обстановке обнаружили выдающиеся военные способности. Вы понимаете, Алешенька Львович, на какие это наводит мысли: прохождение военной службы у нас построено так, что оно воспитывает в офицере совсем другие качества, нежели те, которые от него потребуются на войне. Одни командиры корпусов у нас стары, другие чересчур нервно ведут себя в бою. И наконец, немцы! — Он оттопырил губы, оглядел вагон, взглянул на телеграфный столб за окном; по-видимому, он не хотел, чтобы кто-нибудь его подслушал, и проговорил скороговоркой: — Барон Бильдерлинг, барон фон дер Кринкен, барон Штакельберг, барон Каульбарс, Гранненфельд, Гернгросс, Губер, Ренненкампф, Флейшер, Флуг, Фок, Эверт, Эйхгольц, Элиот, Унтербергер, Рооп, Гриппенберг и так далее, и так далее. «Да есть ли у нас русские генералы?» — воскликнул, как мне передавали, один русский офицер. И ведь ни один из вышеупомянутых не умеет вести наступательного боя. Жаловались, что я мешаю. Ну а там, где я не мешал, там побеждали?»

Этот монолог не снимает ответственности с Куропаткина, однако показывает, что действующая система порядков сильно устарела.
Не очень понравилось то, что часть линий и персонажей недостаточно раскрыта или не закончена, в том числе линия войны с Японией в 1945, история со шпионажем, плен одного из главных героев, история Ханако.
Также хочу сказать, что книга очень революционная, очень советская. Все события рассматриваются сквозь призму революции, показывая, что идея всеобщего равенства захватила умы многих людей, находящихся на разных ступенях социальной лестницы. Вскользь упоминается о революционных движениях Китая и Японии. Понятно, что русско-японскую войну и революцию 1905 года нельзя отделить друг от друга, так как одно повлекло за собой другое, однако забастовкам, стачкам, митингам и демонстрациям, их подготовке, агитации, борьбе большевиков с меньшевиками уделяется добрая половина книги. Конечно, интересно наблюдать, как каждая неудача на фронте приводит к беспорядкам в Петербурге, как революционеры и царское правительство ведут информационную войну, однако мне показалось, что этого слишком много.
В общем и целом, книга не только и не столько о русско-японской войне, сколько о настроениях в России начала 20 века: о промышленниках, торговцах, переселенцах, офицерах, о рабочих и простых солдатах, о том, как каждый из них тем или иным образом осознал несовершенство действующих порядков и необходимость перемен.