Круг оборотня

Таркерс Миллс — тухлый провинциальный городок, спрятанный среди крепких, дремучих лесов Новой Англии. Его единственная достопримечательность — небольшой бар, где у пивного крана залипают угрюмые лесорубы с лицами, не оставляющими сомнений в том, что предки этих людей женились на собственных сёстрах.

На дворе — ненастный январский вечер. Арни Уэстром, сигнальщик на железной дороге, пережидает непогоду в сарае с инструментами: его крошечной дрезине не пробиться домой сквозь снежные заносы. Арни курит, мусолит карты и чует недоброе. Кругом — ни души. Только ветер гудит. Вдруг — под дверью что-то глухо стукнуло и заскреблось.

«Наверно, чья-то собака потерялась, — думает Арни. — Трётся об дверь шершавой мордочкой, носиком озябшим тычет — просит погреться». Отворяет, а там — батюшки-светы! — вместо собаки какая-то нелюдь несуразная! Жуткое чудовище с налитыми кровью глазами и оттопыренной верхней губой цвета говяжьей печёнки. Волк-оборотень!

Р-раз! — сверкнули зубы — и вместо двух рук у Арни осталась одна. Он попытался убежать, но волк дёрнул его зубами по ноге. Арни упал, хотел крикнуть и не смог: голову будто сжало в клещи. «Это волк меня мордой за голову кусает», — в тупой безнадёжности догадался Арни и умер…

Трое суток прошло, прежде чем путевой обходчик нашёл в снегу обледенелые человечьи внутренности. Это были внутренности Арни. Местных охватила некоторая жуть, но Стелла Рэндольф, пухлая девица средних лет, к происходящему отнеслась безучастно: что ей смерть, если нет любви? В юности Стелла насосалась женских романов, после чего мышью забилась в уголок и принялась толстеть и томиться в сердечной жажде. «Жир-жир-жир!» — дразнили её соседские дети, а Стелла страдала и всё туже забивалась в свой уголок, просиживая одинокие вечера в пристальном ожидании мужика.

На День всех влюблённых Стелла получила двадцать валентинок (все двадцать она отправила себе сама), сосредоточенно напилась и завернулась в одеяло, надеясь поскорее уснуть. Но сон не шёл. Вдруг — под окном что-то глухо стукнуло и заскреблось. Стелла к окну — а там мужик! Переваливается на четвереньках, весь в снегу, борода всклоченная. Вынюхивает что-то по-собачьи. Наверняка пьяный. Здоровенный пьяный лесоруб! Только руку протяни.

— Зачем же ты в сугробе, глупенький? Иди ко мне, я тебя согрею! — радуется Стелла и надевает новые чулки.

Поднимает шторку, вглядывается: а мужик-то — хоп! — и не мужик вовсе, а страшный чёрный волк с волосатыми лапами! Молчит, смотрит на неё внутрь, облизывается длинным языком. «Вот это я понимаю — ЯЗЫК!» — возбуждённо думает Стелла и открывает окно. Ведь оно хоть и волк, а всё равно — какой-никакой мужчина.

Волк громадной тенью — прыг! — и в комнате, а Стелла от такого счастья тут же на постель — шлёп! — и вся пылает.

Поначалу оборотень кормился лишь на тухлых болотах окраин, пожирая проституток, дальнобойщиков и бомжей, и местные закрывали на это глаза, но вскоре обнаглел настолько, что взялся шлындать по улицам и жрать всех подряд, не чуя под собой земли. Дошло до того, что он нашёл пропитание в одиннадцатилетнем мальчишке: отгрыз ему голову, выпустил кишки и, в целях издевательства, вложил ребёнку в руку воздушного змея. Ну и страсти! И это — первого апреля! Прямо посреди городского парка!

Беспокойство было повсюду. Празднование Дня Независимости отменили. Марти Козлов — бойкий десятилетний мальчуган в инвалидной тележке, узнав, что праздника не будет, вознегодовал. «В такой день прокисать без фейерверка — разве это достойно настоящего американца?» — кричал он, и сердце его задыхалось от обиды. К счастью, у Марти был сообщник — дядюшка Эл, агрессивный алкоголик и ветеран Вьетнама. Он снабдил Марти фейерверками и велел дожидаться ночи, а сам махнул в соседний городок — мять какую-то бабёнку.

Поздним вечером, когда родители наконец уснули, Марти выбрался на лужайку перед домом и внимательно осмотрелся: кругом ни души. Довольный и сияющий, он принялся пускать фейерверки. Вжух! Вжух! Вжух! Никто, разумеется, не слышал. Никто, кроме оборотня! Этот сразу уши наладил. Подбежал на толстых лапах, смотрит: очкарик в тележке. Дай, думает, съем. Вкусно же. Засмеялся, подпрыгнул от возбуждения, травой захрустел. А самого не видать — одни в темноте зубы.

Марти, услышав за спиной страшные звуки, не растерялся: закрутился на своей тележке, развернулся да как шмальнёт! Вжух! Незабываемый пример меткости — целился в рот, влепил в глаз! (А глаз у оборотня, чтоб вы знали, самое слабое и нежное место. В остальных местах оборотни очень плотные, так просто не возьмёшь.) Заплетаясь лапами, раздосадованный оборотень поспешил прочь. Марти доволен: то-то же! Не каждый день удаётся, выбив кому-то глаз, наставить ему нос!

Ночью Марти — и спал, и не спал, до утра ворочался в кровати, гадая: кто же оборотень?..

А оборотнем был — страшное дело! — местный священник, преподобный Лестер Лоу. С виду — тихий, нелепый мужичок. Даже оборотнем он умудрился стать как-то тихо и по-дурацки. Однажды пастору понадобились свежие цветы для ризницы, и он решил собрать их НА ЗАБРОШЕННОМ ИНДЕЙСКОМ КЛАДБИЩЕ. Ну и собрал, конечно. Цветы почернели, а священник тёмными силами природы был превращён в оборотня.

Поскольку пастор Лестер был баптистом, а семья Козловых — католиками, священник и Марти не встречались. Вычислил оборотня Марти лишь через четыре месяца — на Хэллоуин, когда отец возил его в кузове своего грузовичка собирать конфеты. Увидев мужика c бледным и злым лицом и повязкой поверх вытекшего глаза, Марти сразу обо всём догадался.

Выяснив, кто на самом деле оборотень, Марти начал слать ему шантажные письма, требуя от пастора покончить жизнь самоубийством и таким образом сохранить себе доброе имя. «Удавись, нечисть, — писал Марти. — Я всё о тебе знаю». Пастор не оценил благородность жеста. Ему было ни холодно ни жарко. Он любил есть живых людей и просыпаться по утрам с полным животом человечины. «Бог напитал — никто не видал», — беспечно приговаривал он, надевая рясу. НО МАРТИ-ТО ВИДАЛ!

Тогда Марти придумал другой план — похитрее. Следующее письмо он аккуратно подписал, как учили в школе: «С уважением, Мартин Козлов». Разумеется, всё говорило о ловушке, причём дешёвой, но пастор, ослеплённый своим зверским могуществом, сделался нетерпелив и самонадеян. Жадное самолюбие требовало от него немедленно покончить с молокососом. Он дождался полнолуния и — наконец-то, наконец! — дал волю своей ненасытной злобе.

Тем временем Марти и дядюшка Эл держались наготове. Они переплавили в пули серебряную ложку, которая осталась у Марти после конфирмации, и сели ждать в гостиной. Ждут час, потом ещё час. Наконец — входит оборотень. Тот самый! Левый глаз у него выбитый — страшный, как обваренная кипятком говядина, правый — нормальный, но тоже страшный, потому что светится неистовой злобой!

Марти целится из револьвера и — бах! — стреляет оборотню в живот. Неплохой выстрел! Но, как и всякая нечисть, оборотни так впиваются в жизнь, что одной пулей с ними не сладишь. Марти целится получше и — бах! — второй глаз у оборотня превращается в говядину. Тут уж, конечно, пиши пропало. Оборотень падает на ковёр, противно вывернув жестокие лапы, и ползёт куда-то в сторону, наощупь клацая зубами. Наконец, подёргавшись, умирает. Марти пинает его для верности пару раз колесом в брюхо, и на душе у него становится светло.

Оборотень меж тем скукоживается на полу, его волосатое животное тело превращается в пастора Лестера — голенького, тщедушного, безглазого. Теперь он дохлый. И поделом!