Тобол. Много званых

Незримая рука великого астронома чертила огромные дуги по огромной сфере, вонзив иглу блещущего циркуля в точку фокуса, а синусы и тангенсы небесных исчислений бестелесно проницали друг друга острыми углами, измеряя мерцающие радианты рассеивания. Вся эта небесная баллистика рассыпалась бы на рикошеты, но её удерживали строгие таблицы созвездий.

Плена нет, есть странная необходимость прожить часть жизни в этих отдалённых и гиблых краях. Так распорядился фатум. Ему, капитану Табберту, тридцать пять. Он в расцвете сил, он здоров, у него острый ум. Ему всё интересно. Значит, он должен суметь извлечь пользу из того, что людям попроще кажется несчастьем.

— Если всегда око за око – весь мир сделаем слепым, – сказал Филофей.

– Мы ж берём не то, что дают, – беззлобно ответил Полтиныч, не глядя на Алачеева. – Мы берём то, что есть.

одежда – признак стыда, стыд – признак души, душа – признак бога.

И всегда его разбирала странная ревность, будто иностранцы живут так, как живут, не сами по себе, а из желания доказать русским, что русские живут неправильно. И сразу хотелось чем-то перебить чужое превосходство. Например, бессмысленной щедростью. Так бедняки по пьянке расшвыривают все деньги.

– Старый, а задира, – осуждающе сказала какая-то баба.

– Задира – кто подол задирает, – тотчас ответил старик.

Филофей надорвал душу в попытках что-то изменить. Неподъемная и неповоротливая Сибирь осталась глуха к его дерзаниям. Здесь вечно будут шуметь ярые кедрачи, а люди вечно будут жить по законам тайги, постепенно превращаясь в деревья.

Остяки не понимали воровства. Как один человек может что-то украсть у другого человека? Крадут только русские!

Вера - не то место, где ты пребываешь в блаженстве, а то место, к которому всегда стремишься.