Something Wicked This Way Comes

Если бы люди всегда стремились только к плохому, их бы просто не было.

«Этим книжкам, поселившимся здесь, — думал он, — сотни лет от роду. У них шелушится кожа от старости, они расселись на полках, как стая грифов, крыло к крылу. Только ступи в темные переходы — сразу миллион золотых корешков так и вылупятся на тебя.

... нам пришло в голову измерить свой рост, и выяснилось, что мы – повыше животных, но пониже ангелов.

Если бы люди всегда стремились только к плохому, их бы просто не было.

Что-то происходит, братцы. Чтото надвигается. Хорошо бы вам куда-нибудь деться до конца дня. Нам нужно выиграть время. Тут важно решить, с чего начать. Вроде бы ни один писаный закон пока не нарушен, но я чувствую, уже с месяц как чувствую: бедой запахло. У  меня внутри что-то подрагивает все время. Прячьтесь, ребята, прячьтесь.

Я был бы совсем уж дураком, если бы не догадывался о собственной дурости. А я не дурак...

...скажи, с каких это пор ты стал полагать, что быть хорошим – и значит быть счастливым?
– Со всегда.
– Ну, значит, пора тебе узнать и другое. Бывает, что самый наисчастливейший в городе человек, с улыбкой от уха до уха, жуткий грешник. Разные бывают улыбки. Учись отличать темные разновидности от светлых. Бывает, крикун, хохотун, половину времени – на людях, а в остальную половину веселится так, что волосы дыбом. Люди ведь любят грех, Вилли, точно, любят, тянутся к нему...

Мы одной крови, и дорога у нас одна. И вот ты уходишь, бросаешь меня. Как же так, Джим?

Когда начинается наводнение, когда небесный огонь вот-вот рухнет  на головы, каким славным местом новится библиотека. Стеллажи… книги, книги. Если повезет, никто  тебя там не сыщет. Да где им! Они – к тебе, а ты – в Танганьике в 98-м году, в Каире 1812-го, во Флоренции в 1492-м!

Вилли прислушался. Озноб еще прохватывал тело, но он уже согревался под одеялом и радовался, что вокруг – стены, над головой – крыша и пол под ногами, что дверь наконец укрыла его от огромности ночи, от обширности ночных пространств и ночной свободы, слишком большой, слишком пустынной и одинокой…