Infinite Jest

В чем ему среди прочего трудно с Маман – Аврил Инканденца уверена, будто знает его как человека изнутри и снаружи, причем с богатым внутренним миром, а на самом деле, как знает Хэл, внутри него и нет ничего. Его Маман Аврил слышит внутри него собственное эхо, вот и думает, что слышит его самого, отчего Хэл в последнее время чувствует то единственное, что действительно чувствует максимально: он одинок.

«Я не знал, что я не знал» – очередной слоган, который какое-то время кажется таким поверхностным, а потом вдруг резко становится глубоким, как бывает в водах обитания омаров у Северного побережья.

/Мадам Психоз начинает радиопередачу:/
Чу: земля была безвидна и пуста.
И Тьма была над Бездною.
И сказали Мы:
«Гляньте, как Пляшет эта срань».

Среди мифов о смерти бытует следующий: перед тем, как стереть свою карту раз и навсегда, люди становятся оживленными, щедрыми и внимательными к другим. Правда же в том, что часы перед суицидом - обычно период крайнего самолюбования и погружения в себя.

Словарь энвироники Ситни и Шнивинда требует 12 см/ч непрерывного снегопада, ветер минимум от 60 м/с и видимость менее 500 метров; и если все эти условия соблюдаются на протяжении более трёх часов, тогда и только тогда это "blizzard".

Сатира - творчество людей, которым нечего сказать самим.

– Мне кажется, всем будет проще, если сотрудники будут сразу объяснять всем новеньким про горячую воду в душевой – что «Г» на самом деле переводится как «Гребать как холодно».

Хэл обнаруживает, что, скорее, завидует человеку, которому будто бы есть чем объяснить свою жизненную жопу, вроде родителей, на которых можно свалить что угодно.

— Да брось дурачка валять. Развлечение — не конфетка и не пивко. Ты глянь на Бостон. Нельзя сравнивать зловещий порабощающий процесс с твоими примерчиками про конфеты и суп.
Марат мрачно улыбнулся в светотень кожи круглого и безволосого американового лица.
— Возможно, факты истинны, про состояние после первого просмотра: что после уже нет выбора. Но сперва надо решить получить развлечение и удовольствие. Это же по-прежнему выбор, нет? Священный для зрительской личности, и свободный? Нет? Да?

Но, скорее всего, это будет какой-нибудь синий воротничок, разумеется, без медицинской лицензии – младшая медсестра с погрызенными ногтями, охранник больницы, уставший санитар-кубинец, который, обращаясь ко мне, будет говорить «ти» вместо «ты», – он вдруг посмотрит на меня, оторвавшись от какой-нибудь суматошной работы, заметит то, что ему покажется моим взглядом, и спросит: «Ну че, парень, а у тебя что за история?»