Домосед

Они приходили четыре раза в неделю. Четыре – плохое число.
Число смерти.

Она была похожа на большое красивое насекомое, медленно ползущее по поверхности бутерброда с джемом. Осторожно, осторожно, шевельнись – замри, шевельнись – замри, слишком резкое движение – и утонут лапки…

– Не дозволено кричать, нужно брата привечать.

... На их лицах были разные выражения…
На этих – одно. Исступленное, дурное, бешеное. Мутные глаза смотрят только вперед, исподлобья; подбородок прижат к груди, губы стиснуты; руки в карманах, острые локти – в стороны; шаг ритмичен и быстр; по прямой, только по прямой: я – иду – я – спешу – дышу – догоняю – не вижу – не слышу – не терплю – ненавижу. Неправильные глаголы. В неправильном месте…

Но пожар оставляет на доме клеймо. После пожара дом, сколько ни ремонтируй его, меняется навсегда – как меняется человек, перенесший клиническую смерть или тяжелый инсульт. Запах гари со временем выветрится… Но запах страха, запах несчастья и боли впитают стены. Запах ада.

Старик умирал так долго и обстоятельно, с таким усердием и какой-то даже дотошностью, что под конец я и сам стал чувствовать себя неважно, стоило мне только взглянуть в его сторону.

В черных восточных практиках восемь также считается магическим числом – это я давно еще вычитал в книгах старика.

Старик бесил меня. Он вызывал у меня ту специфическую смесь раздражения и жалости, какую обычно вызывают очень старые родители у своих почти старых детей или супруги с тридцатилетним стажем – друг у друга. Или безнадежные больные – у хороших врачей.

– Мой Ландау говорил, что семья – кооператив. К любви это не имеет никакого отношения.