Цена нелюбви

Пока мы следим, как я бегом спускаюсь в гараж, плюхаюсь в свою «луну» и вылетаю из города, правда, только для того, чтобы застрять в пробке на Вест-Сайд-хайвей, давай кое-что проясним. Я действительно думала, что в колыбели Кевин визжал от неудержимой ярости, а не от голода. Я свято верила, что, издеваясь над «грязным» лицом нашей официантки, он прекрасно понимал, как обижает ее, и что он изуродовал географические карты на стенах моего кабинета по злому умыслу, а не из-за ложно направленных творческих способностей. Я все еще была убеждена, что он систематически соблазнял Виолетту содрать корки с лица и рук и что он гадил в памперсы до шести лет не потому, что был травмирован или растерян или отставал в развитии, а потому, что вел полномасштабную войну со своей матерью. Я думала, что он уничтожал игрушки и книжки, которые я так усердно мастерила, потому что они были для него символами его собственной неблагодарности, а не сентиментальными игрушками, и я была уверена, что он втайне научился читать и писать, дабы абсолютно лишить меня ощущения материнской полезности. Моя уверенность в том, что именно он разболтал переднее колесо велосипеда Трента Корли, была непоколебимой. Я не питала никаких иллюзий по поводу того, как гусеницы попали в рюкзак Селии, или того, что она по собственной воле забралась на наш белый дуб на высоту в двадцать футов. Не ей пришло в голову смешать на ленч вазелин и карри, и вовсе не она придумывала игры в «похищение» и «Вильгельма Телля». Я была абсолютно уверена: что бы ни прошептал Кевин на ухо назовем-ее-Элис на школьном балу в восьмом классе, он не восхищался ее платьем. И как бы моющее средство ни попало в левый глаз Селии, я ни на секунду не сомневалась, что ее брат выступил не только в роли благородного спасителя. Я считала его мастурбации с распахнутой дверью намеренным сексуальным насилием над его матерью, а не неконтролируемым буйством подростковых гормонов. Хоть я и сказала Мэри, что Лоре придется утереться, я вполне допускала, что наш сын обзывал хрупкую, недокормленную девочку жирной. Для меня не было тайной, как «Список людей, которых нужно убрать» оказался в шкафчике Мигеля Эспинозы, и, полностью принимая на себя ответственность за распространение вируса в собственной фирме, я считаю коллекционирование компьютерных вирусов отвратительным и дебильным хобби. Я твердо убеждена: Викки Пагорски подверглась показательному судилищу по личному предательскому плану Кевина Качадуряна. Хотя я признаю, что ошибалась насчет ответственности нашего сына за стрельбу камнями в приближающиеся машины на шоссе 9W, и всего десять дней тому назад считала исчезновение любимой фотографии из Амстердама еще одним проявлением беспримерной озлобленности своего сына, как я и говорила, я всегда верила в худшее. Однако даже мой неестественный материнский цинизм имеет свои границы. Когда Роуз сообщила мне, что в школе Кевина произошло жестокое нападение и, вероятно, несколько учащихся убито, я испугалась за него. Ни на секунду мне не пришло в голову, что преступник — наш сын.

Все нематериальности жизни, все по-настоящему хорошее, но неуловимое, то, ради чего стоит жить... похоже, американцы верят, что достичь этого можно только в группе, или расписавшись в подписном листе, или сев на особую диету, или занявшись ароматерапией. Это вовсе не значит, будто американцы считают, что могут все купить; они думают, что, если следовать инструкциям на ярлыке, товар должен работать. А когда он не работает и они несчастны, хотя право на счастье записано в Конституции, они выпускают друг из друга кишки.