Õnneteraapia

Моя собственная жизнь - кино, и оно н когда не кончается.

Когда я наконец поднимаюсь в дом, то замечаю, что со стен и каминной полки исчезли все наши с Никки фотографии.
Спрашиваю маму, куда делись снимки. Она говорит, что за несколько недель до моего возвращения дом ограбили. На вопрос, кому могли понадобиться фотографии с Никки и мной, мама отвечает, что всегда заказывает для снимков очень дорогие рамки.

- Спасибо, что выслушала. - Я протягиваю руку.
Я жду какое-то время, и, когда становится ясно, что Тиффани не ответит на рукопожатие, поворачиваюсь, собираясь уходить.
-Обернись, ясноглазенький, - произносит вдруг Тиффани, повергая меня в крайнее изумление: глаза у меня карие и довольно-таки тусклые.

Странно жить в в одном доме с человеком, с которым ты даже потолковать не можешь, тем более что этот человек - твой собственный отец.

Тиффани опять бранится, но голос слегка дрожит, как у мамы, когда она говорит искренне, и отчего-то мне кажется, что Тиффани вот-вот расплачется, прямо здесь, на мосту.
— Я чокнутая, и я разучилась нормально общаться с теми, кого люблю. Но в письме написала тебе чистую правду. Будь я на месте твоей Никки, не раздумывая приехала бы к тебе на Рождество, но я не Никки. Прости.

Вот бы Тиффани бежала сейчас вместе со мной, тогда я мог бы поговорить с ней и поделиться своими печалями. Удивительное это желание - ведь она обычно толком и не отвечает, а в прошлый раз, когда я пытался рассказать о своих проблемах, принялась громко сквернословить в общественном месте и наговорила о Никки нехорошего. Тем не менее я потихоньку прихожу к пониманию, что Тиффани - мой лучший друг, отчего мне и странно, и страшно.

Miracles happen on Christmas, Pat. Everybody knows that shit.

Очень важно выражать признательность особым людям в твоей жизни, даря им по праздникам подарки.

— Можно подумать… — начинаю я, но вовремя останавливаюсь.
— Можно подумать что?
— Ничего.

— Откуда мне знать, что сейчас не галлюцинация? Откуда мне знать, что ты — не галлюцинация? Вы все — галлюцинация! Все вы!