Lord of Shadows

— Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь убивал одного из Всадников раньше, - сказала Кристина, устремляясь к столу, чтобы взять книгу, - но кто-нибудь точно должен был.
— Нет, - это был Киран, его голос был ровным и спокойным.
Было что-то в его тембре, что напомнило ему голос Короля Неблагого двора.
— Никто и никогда. Было всего семь детей Маннана, и они жили почти с самого начала времён. В тебе должно быть что-то очень особенное, Эмма Карстаирс.
Эмма вспыхнула.
— Это не так.
Киран всё равно смотрел на Эмму с любопытством. На нём были джинсы и свитер кремового цвета.
Он выглядел практические как человек, пока ты хорошо не всмотришься в его лицо и структуру костей.
— Каково это было убить кого-то настолько старого?
Эмма колебалась.
— Это было как…ты когда-нибудь держал в руках лёд так долго, что холод причинял боль твоей коже?
После паузы, Киран кивнул:
— Это была смертельная боль.
— Да, это было так.

Тавви был первым, кто почувствовал возвращение Эммы и Джулиана, когда они прошли через Портал и оказались в библиотеке Института с Магнусом. Он сидел на полу, разбирая старые игрушки и демонстрируя их Максу. Как только Джулиан почувствовал твёрдый пол под ногами, Тавви вскочил и бросился вперёд, врезаясь в него, как поезд, сошедший с рельс.
— Джулс! – закричал он, Джулиан подхватил его на руки и сжал в объятиях, пока Тавви цеплялся за него и бормотал о том, что он видел, ел и делал за последние несколько дней, а Джулс ерошил волосы брата и чувствовал, как напряжённость, которую он не замечал раньше, исчезала.

Она никогда не думала, что первым мужчиной, которого она пустит в свою комнату в Идрисе, будет странный и прекрасный фейри, но она поняла, что поступила правильно, когда
он резко вздрогнул, опустившись на её кровать.
Она стиснула зубы, словно почувствовав боль, когда он начал снимать свою подобную коре броню. Её отец всегда хранил дополнительный бандаж в ванной; когда она вернулась из своего путешествия туда, с марлей в руках, то обнаружила не очень довольного Гвина без рубашки, его коричневые волосы были почти того же цвета, что и её деревянные стены. Его кожа была на пару оттенков бледнее, гладкая, натянутая на костях, как у пришельца.
— Мне не нужно прислуживать, - сказал он, - я всегда сам заботился о своих ранах.
Диана не ответила, просто приступила. Сидя сзади него и работая, она осознала, что сейчас была
ближе к нему, чем когда-либо. Она думала, что его кожа будет ощущаться как кора, словно его доспехи, но это было не так: она была как кожа, самая мягкая, которую используют для изготовления ножн для тонких лезвий.
— У нас у всех бывают раны, о которых лучше позаботиться кому-то другому, - сказал она, располагая коробку с бандажом.
— Как насчёт твоих ран? – спросил он.
— Я не пострадала.
Она поднялась на ноги, чтобы доказать ему, что она в порядке, ходит и дышит. В каком-то смысле она сделала это, чтобы увеличить дистанцию между ними. Её сердце пропускало удары в том ритме, которому она не доверяла.
— Ты знаешь, что я не это имел в виду, - сказал он, - я вижу, как ты заботишься о тех детях. Почему ты просто не станешь главой Института в Лос-Анджелесе? Ты бы стала таким лидером, которым Артур Блэкторн никогда не стал бы.
Диана сглотнула, но во рту было сухо.
— Разве это имеет какое-то значение?
— Имеет, так как я хочу узнать тебя, - ответил он, - я бы поцеловал тебя, но ты ускользнула от меня; я бы узнал твоё сердце, но ты прячешь его в тени. Это из-за того, что я тебе не нравлюсь или ты не хочешь меня? Потому что в этом случае, я не буду беспокоить тебя.
В его голосе не было обвинения, просто сухая констатация факта.
Если бы он сделал это с большими эмоциями, возможно, она не ответила бы. Но она обнаружила саму себя, пересекающую комнату и берущую с полки книгу.
— Если ты думаешь, что я что-то скрываю, то ты прав, - ответила она, - но я сомневаюсь, что это то, что ты думаешь.
Она подняла подбородок, думая о своей тёзке, богине и воине, которой было не за что извиняться.
— Я ничего такого не сделала. Я не стыжусь; у меня нет на это причин. Но Конклав… - она вздохнула, - вот. Возьми это.
Гвин взял книгу из её рук, с торжественным лицом.
— Это книга Законов, - сказал он.
Она кивнула.
— Правила вступления в должность. Здесь детали церемонии, на которой Сумеречный охотник
занимает новую позицию: присяга Консула, Инквизитора или главы Института, - она наклонилась к нему, открывая книгу на хорошо исследованной странице, - здесь. Когда ты даёшь присягу главы Института, ты должен держать Меч Смерти и отвечать на вопросы Инквизитора. Вопросы – это закон. Они никогда не меняются.
Гвин кивнул.
— Какие это вопросы? – спросил он, - на что ты не хочешь отвечать?
— Представим, что ты Инквизитор, - сказала Диана, как будто он и не говорил, - задавай мне вопросы и я отвечу, как будто я держу Меч Смерти, абсолютно честно.
Гвин кивнул. Его глаза были тёмными с любопытством и чем-то ещё, когда он начал читать вслух.
— Ты Сумеречный охотник?
— Да, - ответила Диана.
— Ты родилась Сумеречным охотником или была Посвящена?
— Я родилась Сумеречным охотником.
— Твоё родовое имя?
— Рэйберн.
— И какое твоё имя, данное при рождении? – спросил Гвин.
— Дэвид, - ответила Диана, - Дэвид Лоуренс Рэйберн.
Гвин выглядел озадаченным.
— Я не понимаю.
— Я женщина, - сказала Диана, - я всегда была. Я всегда знала, что я девушка, что бы ни говорили Безмолвные Братья моим родителям, независимо от моего тела. Моя сестра, Арья, тоже знала это. Она сказала, что поняла это в тот момент, когда я начала говорить. Но мои родители… - она сломалась, - они были добры ко мне, но они не видели вариантов. Они сказали, что дома я могу быть сама собой, но на людях – быть Дэвидом. Быть мальчиком, которым я знала, что не была. Оставаться под надзором Конклава. Я знала, что это будет двойная жизнь. Эта тайна была сохранена нами четырьмя. Но всё же, с каждым годом, моё сокрушительное отчаяние росло. Я избегала общения с Сумеречными охотниками своего возраста. Каждое мгновение, во сне или бодрствуя, я чувствовала себя тревожно и некомфортно. И я боялась, что никогда не буду счастлива. Тогда мне исполнилось восемнадцать. Моей сестре было девятнадцать. Мы вместе уехали в Таиланд, чтобы учиться в Институте Бангкока. Там я встретила Катарину Лосс.
— Катарина Лосс, - сказал Гвин, - она знает. Что ты…что ты была… - он нахмурился, - извини. Я не знаю, как это сказать. Что ты была названа родителями Дэвидом?
— Она знает, - подтвердила Диана, - она не знала в то время. В Таиланде, я жила как женщина, которой я и являюсь. Я одевалась, как хотела. Арья представляла меня как свою сестру. Я была счастлива. Первый раз я чувствовала себя свободной и я выбрала имя для себя, которое олицетворяло эту свободу. Оружейный магазин моего отца всегда назывался «Стрела Диана», в честь богини охоты, которая была свободной и гордой. Я назвала себя Дианой.

Вещи внутри были кучей мальчишеской одежды, несколько джинс и футболок, немного книг,
запасные стило, неактивированные клинки серафимов, нож-бабочка, ничем не отличающийся от ножа Кристины, и несколько фотографий. И кое-что ещё, что-то, что светилось так ярко, что на секунду она подумала, что это ведьмин огонь – но свет был менее белым, чем этот. Он горел глубоким золотым цветом, как гладь океана. Прежде чем она осознала, её рука уже была на нём…
Она почувствовала, как её сбило с ног, как будто она прошла через Портал. Она отдёрнула руку, но она больше ничего не касалась. Она больше не была в своей комнате.
Она была под землёй, в длинном коридоре, прорытом сквозь землю. Корни деревьев вились вниз, как лента, обвязанная вокруг дорогого подарка. Коридор далеко простирался по обе стороны от неё в тени, которых не могло быть под землёй.
Сердце Дрю упало. Ужасное чувство недействительности душило её. Это было так, словно она прошла сквозь Портал, но без понятия куда, без представления о том, где она. Даже воздух пах как что-то странное и тёмное, как некий аромат, который она никогда раньше не вдыхала.
Дрю автоматически потянулась к оружию на поясе, но там ничего не было. Она оказалась здесь
совершенно неподготовленной, только в джинсах и чёрной футболке с кошками. Она издала истерический смешок и передвинулась к стене подземного коридора, пытаясь исчезнуть в тенях.
В конце холла появился свет. Дрю могла слышать высокие сладкие голоса. Их разговор был словно чириканье птиц. Фейри.
Она стала вслепую продвигаться в противоположном направлении, и практически упала, когда стена сзади оказалась тканью. Она прошла через неё и оказалась в большой комнате из камня.
Стены были из зелёного мрамора, испещрённого чёрными линиями. На некоторых плитах были
вырезаны золотые образцы – ястреб, трон, корона, разделённая на две части. В комнате также было оружие, распределённое по разным столам – мечи и кинжалы из меди и бронзы, крюки, шипы и булавы из всех видов металла, кроме железа.
В комнате был мальчик. Мальчик её возраста, может быть, тринадцати лет. Он обернулся, когда она вошла, и сейчас он смотрел на неё в изумлении.
— Как ты посмела войти в эту комнату? – его голос был резким, повелительным.
На нём была дорогая одежда, шёлк и бархат, тяжёлые кожаные ботинки. Его волосы были белыми, цвета ведьминого огня. Они были коротко подстрижены, и бледная полоса металла венчала его голову.
— Я не хотела, - Дрю сглотнула, - я просто хочу выбраться отсюда, - сказала она, - это всё, чего я хочу.
Его зелёные глаза горели.
— Кто ты? – он сделал шаг вперёд, хватая кинжал со стола рядом с ним, - ты Сумеречный охотник?
Дрю подняла подбородок и посмотрела на него.
— Кто ты? – потребовала она, - и почему ты такой грубый?
К её удивлению, он улыбнулся, и было что-то знакомое в этом.
— Меня зовут Эш, - ответил он, - моя мать послала тебя? – он говорил с надеждой, - она волнуется обо мне?
— Друзилла! – позвал голос, - Дрю! Дрю!
Дрю в замешательстве огляделась: откуда шёл голос? Стены в комнате начали темнеть, таять и
исчезать. Мальчик в дорогой одежде с его резкими чертами лица фейри смотрел на неё также в
замешательстве, поднимая кинжал, когда всё больше дыр стало открываться вокруг неё: в стенах, в полу. Она закричала, когда земля исчезла под ней, и она провалилась в темноту.
Кружащийся воздух снова поймал её, холодный вихрь - почти Портал, и тогда она вернулась к
реальности на полу своей спальни. Она была одна. Она задохнулась, пытаясь встать на колени. Её сердце билось так, будто было готово вырваться из ее грудной клетки.
Её сознание было измученно – ужас от нахождения под землёй, ужас от незнания вернётся ли она
когда-нибудь домой, ужас от незнакомого места – картинки ускользали от неё, как будто она пыталась удержать воду или ветер. Где я была? Что произошло?
Она поднялась на колени, чувствуя тошноту. Она моргнула, борясь с головокружением – там были зелёные глаза, где-то в глубине её сознания, зелёные глаза – и она заметила, что вещевой мешок Джейми исчез. Её окно было распахнуто, а пол под ним влажным. Он, должно быть, вошёл и вышел, пока она…отсутствовала. Но где она была? Она не помнила.
— Дрю! – снова послышался голос.
Голос Марка. И очередной нетерпеливый стук в дверь.
— Дрю, ты меня слышишь? Эмма и Джулс вернулись.

— Коттедж тоже безопасен, - сказала Эмма, располагая сумку за плечами.
Она была в два раза тяжелее, чем раньше, из-за добавившихся книг Малкольма.
— Всадники не могут приблизиться к нему; они так сказали.
— Предусмотрительный Малкольм, - сказал Магнус, - но вы будете в ловушке, если останетесь, и я не могу представить, что вы захотите остаться без возможности покинуть эти четыре стены.
— Нет, - ответил Джулиан, но он сказал это спокойно.
Эмма видела, как Магнус оценил взглядом обстановку коттеджа – беспорядок из чашек, которые они не убрали, признаки того, что Джулиан что-то готовил, разбросанные покрывала, остатки пепла от огня.
Место, построенное для двух человек, которые любили друг друга, но не смогли остаться здесь, и которое укрыло двух других спустя двести лет.
— Я думаю, что мы не захотели бы.
В глазах Магнуса было сочувствие, когда он посмотрел на Джулиана, а затем на Эмму.
— Все сны заканчиваются, когда мы просыпаемся, - сказал он, - а теперь пойдёмте. Я перенесу нас домой.

— Почему ты ничего из этого мне не рассказала?
Она печально посмотрела на него.
— Из-за того, что сказал Джем. Понимание, что то, что было у нас запрещено не просто так, сделало бы всё только хуже. Поверь мне, знание этого не заставило меня любить тебя меньше.
Его глаза были настолько тёмно-голубыми в сумеречном свете, что были похожи на глаза Кита.
— И ты решила сделать так, чтобы я ненавидел тебя.
— Я пыталась, - прошептала она, - я не знала, что ещё сделать.
— Но я никогда не смог бы ненавидеть тебя, - сказал он, - ненавидеть тебя - значит ненавидеть идею о любых хороших вещах в этом мире. Это словно смерть. Я думал, что ты не любишь меня, Эмма. Но я никогда не ненавидел тебя.
— А я думала, что ты не любишь меня.
— И это ничего не изменило, не так ли? Мы всё ещё любим друг друга. Сейчас я понимаю, почему ты была так расстроена тем, что мы сделали в церкви Порталлоу.
Она кивнула.
— Заклятие делает тебя сильнее, прежде чем разрушает.
— Я рад, что ты рассказала мне, - он коснулся её щеки, её волос, - теперь мы знаем, что ничего из того, что мы можем сделать, не изменит наших чувств друг к другу. Мы должны найти другое решение.
На лице Эммы появились слёзы, но она не помнила, когда начала плакать.
— Я думала, если ты перестанешь меня любить, ты просто погрустишь некоторое время. Но если я буду грустить всю жизнь, то это ничего страшного. Потому что ты будешь в порядке, а я всё ещё буду твоим парабатаем. И если однажды ты будешь счастлив, то и я буду счастлива, ради тебя.
— Ты идиотка, - сказал Джулиан.
Он обвил её руками и прижал к себе, поцеловал ее в макушку, и прошептал так, как шептал, когда у Тавви были ночные кошмары, что она была смелой, сделав то, что сделала, что они всё исправят, что они найдут выход.

— В битве? Эмма, ты сделала все, что смогла…
— Не в битве. Заставить тебя разлюбить меня, - сказала она. - Я пыталась.
Она почувствовала, как он напрягся, словно сжатая пружина, готовая распрямиться, но не внешне и не внутренне, словно содрогнулась его душа. - Это так ужасно? То, что я люблю тебя?
Она снова начала дрожать, хотя и не от холода. - Это было лучшим, что случилось со мной в этом мире, - она сказала. - А затем стало худшим. И у меня даже не было шанса…
Она резко замолчала. Он покачал головой, стряхивая дождевые капли. - Тебе придется научиться жить с этим, - сказал он. - Даже если это приводит тебя в ужас. Даже если тебя тошнит от этого. Так же, как и мне приходится жить, зная о других твоих парнях, потому что мы – навсегда. Неважно, Эмма, как ты хочешь называть то, что между нами, мы всегда будем только мы.
— Не будет никаких других парней, - сказала она. Он удивленно посмотрел на нее. — То, что ты сказал ранее, о мыслях, об одержимости, о жажде только одного, - она сказала. – Я чувствую то же по отношению к тебе.
Он выглядел ошеломленным. Она осторожно положила ладони на его лицо, провела пальцами по его мокрой коже. Она могла видеть, как бешено пульсирует вена на его горле. Длинная царапина на его лице шла от виска к подбородку. Эмме было интересно, получил ли он ее во время боя снаружи или же раньше, и она просто не заметила, ведь она так отчаянно старалась не смотреть на него. Ей было интересно, заговорит ли он снова.
— Джулс, - прошептала она. - Скажи что-нибудь, пожалуйста…
Его руки конвульсивно сжались на ее плечах. Она вздохнула, когда он прижал ее к себе, тесня к стене, пока она не уперлась в нее спиной. Его глаза, шокирующе ясные, сияющие, словно морская гладь, посмотрели в ее.
— Джулиан, - сказал он. - Я хочу, чтобы ты называла меня Джулианом. Только так и всегда.
— Джулиан, - произнесла она, и затем его рот коснулся ее, сухой и жгуче горячий, и, казалось, ее сердце остановилось и забилось вновь, как будто двигатель продолжил вращать невозможно тяжелую шестерню.
Она сжала его в ответ с тем же отчаянием, цепляясь за него, когда он губами собирал капли дождя с ее губ, и они открылись, чтобы распробовать его: вкус гвоздики и чая. Она потянулась, чтобы сорвать его свитер, стянув его через голову. Под ним была футболка, тонкая мокрая ткань не была ощутимым барьером, когда он прижал ее к стене. Его джинсы также были мокрыми и прилипали к его телу. Она почувствовала, как сильно он хотел ее, и она хотела его не меньше.
Мир исчез: был только Джулиан, жар его кожи, жажда быть ближе к нему, стать единым целым.
Каждое движение его тела, касавшегося ее, отдавалось в нервах подобно молнии.
— Эмма. Боже, Эмма. - Он склонился к ней, целуя ее щеку, ее горло, когда его пальцы скользнули под пояс ее джинсов и потянули вниз. Она отбросила прочь мокрый деним. - Я люблю тебя так сильно.
Казалось, что прошла тысяча лет после той ночи на пляже. Ее руки заново открывали его тело,
жесткие мышцы, его шрамы были грубыми на ощупь под ее ладонями. Когда-то он был таким худым – она все еще могла видеть в памяти, каким он был два года назад, неловким и долговязым. Она любила его уже тогда, хотя еще и не знала об этом, любила его худобу, его бледную кожу.
Теперь его кости обросли гладкими мускулами, жесткими и неуступчивыми. Она провела руками под его рубашкой, вновь познавая его, сохраняя в памяти ощущение его кожи под своими ладонями.
— Джулиан, - сказала она. - Я…
«Я люблю тебя», - хотела она сказать. «Это никогда не был ни Кэмерон, ни Марк, это всегда был только ты, это всегда будешь только ты, ты в крови моей и костях моих». Но он прервал ее поцелуем. - Нет, - прошептал он. - Я не хочу слышать ничего разумного, не сейчас. Я не хочу логики. Я хочу только это.
— Но тебе нужно знать…
Он покачал головой. - Не нужно.
— Это не может продолжаться, - сказала она, уставившись на него, потому что как могло это
продолжаться, когда нельзя сохранить то, что у них есть? - Это разобьет сердца нам обоим.
Он поймал ее за запястье, прижал ее ладонь к своей обнаженной груди. Ее пальцы были над его сердцем, оно бешено билось под ее ладонью, словно пыталось вырваться из его груди. - Разбей мое сердце, - сказал он. - Разбей его на мелкие осколки. Я разрешаю тебе.
Синева его глаз практически полностью исчезла за чернотой расширившихся зрачков.
Тогда, на пляже, раньше, она не знала, что случится. Как это будет между ними. Но теперь она знала все. В жизни есть вещи, от которых ты просто не можешь отказаться. У тебя не хватит на это силы воли.
И ни у кого не хватит.
Она склоняла голову, даже не осознавая, что она собиралась это сделать. - Джулиан, да, произнесла она. - Да.
Она услышала, как мучительно он застонал. Затем его руки опустились на ее бедра; он приподнял ее так, что она оказалась зажата между его телом и стеной. Она чувствовала отчаяние, приближение конца света, и она подумала, будет ли когда-нибудь время, когда их любовь могла бы быть медленной, нежной.
Он яростно поцеловал ее, и она забыла о нежности. Было лишь это, ее имя, которое он шептал,
непрестанно, когда они стаскивали мешавшую им одежду. Он шумно дышал, капли дождя и пота
поблескивали на его коже, влажные волосы прилипли ко лбу; он приподнял ее выше, прижался к ней так быстро, что его тело ударилось о ее. Она услышала рваный стон, вырвавшийся из его горла. Когда он поднял к ней свое лицо, его глаза были темными от желания, она уставилась на него широко открытыми глазами.
— С тобой все в порядке? – прошептал он.
Она кивнула. - Не останавливайся.
Его рот неуверенно нашел ее губы, его руки, сжимавшие ее тело, бешено тряслись. Она знала, что он боролся за каждую секунду контроля. Она хотела сказать ему, что все нормально, но способность говорить оставила ее. Она могла слышать волны снаружи, жестко разбивавшиеся о скалы; она закрыла глаза и слушала, как он шептал, что любит ее, и затем ее руки обвились вокруг него, поддерживая его, когда его колени подогнулись. Они оба соскользнули на пол, сжимая друг друга, словно выжившие после кораблекрушения, случившегося у далекого, легендарного берега.

Эмма повернулась, встала на ноги и занесла меч. Кровь стекала вниз с лезвия Кортаны. - Кто хочет испытать меня? - закричала она, и ее слова потонули в шуме дождя и реве бури. - Кто хочет быть следующим?
— Позволь мне убить ее! - Этна боролась, пытаясь вырваться из рук Дилана. - Она убила Фэла! Позволь мне перерезать ее горло!
Но Дилан качал головой, он что-то говорил, что-то о Кортане. Эмма сделала шаг вперед – если они не придут к ней, чтобы быть убитыми, она будет счастлива сама подойти к ним.
Эйрмед поднял руку; она увидела, как свет замерцал между его пальцами, бледно-зеленый в сером воздухе. Его лицо исказилось от напряжения.
— Эмма! - Джулс, подбежавший к ней со спины, схватил ее, прежде чем она успела сделать еще один шаг, и прижал к себе. Дождевые капли собрались вместе и приняли форму трех лошадей, ирреальных созданий, внутри которых метался ветер и мокрая взвесь, они фыркали и били копытами между Эммой и оставшимися Всадниками. Фэл лежал неподвижно и его кровь впитывалась в грязь Корнуолла, когда его братья и сестра запрыгнули на спины своих неоседланных скакунов.
Эмма начала сильно дрожать. Только один Всадник остановился и не двигался достаточно долго,
чтобы посмотреть на нее прежде, чем их лошади исчезли в небесах среди облаков и дождя. Это была Этна. Ее взгляд был смертоносным и не знающим сомнения.
Ты убила древнее, первобытное создание, казалось, говорил ее взгляд . Будь готова к мести, такой же древней. Такой же первобытной.