Обаяние тоталитаризма: тоталитарная психология в постсоветской России

Правомерно ли судить о книге (коль уж она издана!) лишь по ее заглавию и аннота-
ции? Ведь беглое, поверхностное, предварительное знакомство с текстом книги да-
же для уже искушенного обилием всего прочитанного в своей жизни читателя мо-
жет оказаться обманчивым и ограниченным с точки зрения вынесения критических суждений и общих оценок. Впрочем, нынче читательская аудитория не расположена
к затяжным дискурсам и напряжению интеллектуального внимания.Интернет-комму-
никация и сетевой стиль выражения своих мыслей создали все предпосылки для
появления так называемого клип-мышления и более шире-«кнопочной психологии».
Но в данном случае все-же необходимо преодолеть себя и погрузиться в глубины
отнюдь не фактологического, как может показаться на первый взляд, текста. Да,
есть и факты, и наблюдения, и интервью, но именно они позволяют автору выра-
зить свои концептуальные взгляды, сравнительные оценки и приоткрыть горизонт-
ное видение возможного развития событий. Что характерно для этой книги, так это
то, что автор имел редкую возможность перед ее изданием что называется «обка-
тать» все излагаемые аспекты в атмосфере публичной дискуссии, а это весьма су-
щественно для установления диалогового контакта с читателем уже в формате
книжного переплета. Мне были интересны эти «дискуссионные окна» в сетевом
режиме и, насколько позволял такой способ наблюдения обнаружить «накал стра-
стей», удалось заметить множество мнений и суждений: от невыразительных до
эмоционально ярко окрашенных, от нарративно-повествовательных до жестко-кри-
тических, от огульно-опровергающих до вдумчиво-аналитических, от солидарных
с позицией эксперта до контрадикторно-противоречащих им. Вся эта палитра вы-
сказываний должна была быть критически и творчески переосмыслена автором,
чтобы донести до «широкого круга читателей» (на кого собственно и рассчитана
книга) самое существенное из задуманного. И вот здесь-то «что позволено Юпитеру
то не позволено Быку» - автор обретает творческую свободу и волен выразить свои
взгляды во всей их содержательной полноте, обобщая свои личные рефлексии и
«шум агоры», синтезируя «эпистему и доксу» в монолит дескрипции авторского за-
мысла. Кто однажды был занят написанием монографий и иных научных трудов,
тот прекрасно понимает, что заглавие и аннотация – это всего лишь, если можно так выразиться, «интеллектуальный экслибрис» произведения, достойное же и ав-
тора, и его оппонента прочтение должно быть столь же напряженным и ответствен-
ным, как и сам момент создания текста. И еще. Надо бы всерьез отнестись к тому
обстоятельству, в каких условиях, в какое время появилась эта книга и какие осно-
вания действительности она затрагивает. Сетевое сообщество, как и вся остальная
читательская аудитория, должны давать себе отчет в том, что гражданское просве-
щение – процесс встречных интенций и рефлексий, требующий от сторон интеллек-
туальной честности и собственной гражданской позиции, что ныне равнозначно – мужеству. В этих качествах Андрея Гронского лично у меня сомнений нет.

А теперь к цитатам, которые характерны для понимания взглядов автора на пси-
хологический контекст проблемы тоталитаризма.

1. “Резюмируем отличия между авторитарной и тоталитарной личностью. Авторитарная
личность получает удовольствие от подчинения сильной власти и подчинения более сла-
бых. Э. Фромм писал о ней так: «Такой человек восхищается властью и хочет подчиняться, но в то же время он хочет сам быть властью, чтобы другие подчинялись ему» 127 . В отличие от нее тоталитарная личность, скорее, просто не имеет в своем арсенале способов реагировании кроме подчинения, хотя само по себе оно и не доставляет ей удовольствия. Предполагаю, что феномены авторитарной и тоталитарной личностной предиспозиции не тождественны, но, в то же время, и не взаимоисключающи. Зачастую, они могут сочетаться в одном человеке. Иногда мы видим преобладание какого-либо одного паттерна восприятия и реагирования. Графически их соотношение можно было бы изобразить в виде расположения на плоскости осей абсцисс и ординат. Возможно, в будущем будут сконструированы эмпирические методики для измерения тоталитарной предиспозиции по аналогии с методиками, измеряющими авторитарность личности».

Автор замечает весьма важную особенность соотношения авторитарности и тота-
литарности – их не-тождественность, но не доходящую до взаимоисключения. Эта
«конгломератность» социопсихических модальностей в характере «порабощенно-
го индивида» интенсивно эксплуатируется политтехнологами при создании пред-
выборных брендов кандидатов во время агитационных компаний. Ведь избирате-
ли в подавляющем большинстве склонны «подыгрывать» личности, импонирую-
щей своей психической близостью собственным чертам, привычкам, мотивам и т.
д. На глобальном уровне эти симпатии так или иначе выливаются в показательно-
волевые проявления поддержки кандидата, способного продемонстрировать ре-
шительность, нетерпимость к «слабости власти», «опрокинуть соперника» на де-
батах (да и в иных сферах!)–иными словами–«авторитета», а там и вовсе окажет-
ся, что в государстве нужны «сильная рука» и «жесткий порядок». Ведь это так
близко и понятно человеку, мало заботящемуся о собственной самореализации и
своем гражданском достоинстве! Но, не будем довольствоваться устоявшейся
феноменологией авторитарно/тоталитарных явлений в быту и обществе.
Есть что-то общее между «коллективным осуждением» эгоиста или «амораль-
ного типа» в советском обществе и мебингом новичка в бизнес – коллективах,
между «дедовщиной» в армии (и не только нашей!) и стрельбой на улицах и в зда-
ниях городов США?! Да мало ли аналогий, как и «нетожденственностей», в этих «психодрамах» … Поэтому я разделяю точку зрения в том, что предстоит создать
адекватные методики оценки авторитарно/тоталитарных феноменов в современ-
ных условиях. Смею высказать предположение, что в основу их формализующей
части следует закладывать принципы топологии, поскольку ныне (да и в будущем)
наблюдается «конфликт пространств» - политических, экономических, культурных
и, если угодно, пространств «жизненных миров» как «возможных миров» с транс-
грессивными сущностями, бытующих в них воззрений.

2. «Безусловно, признание своей ответственности и виновности, за действия совершен-
ные лично или даже не лично, но группой, с которой мы себя идентифицируем, занятие
не из самых приятных. И как констатируют на сегодняшний день социологи и историки,
к сожалению, для нашего постсоветского российского общества оно оказалось не по зубам».
Ради справедливости, надо сказать, не только для «постсоветского российского общества», но и для США. Во время своего последнего визита в Японию Б.Обама
так и не решился покаяться перед японской нацией за американские атомные
бомбардировки Хиросимы и Нагасаки.Хотя, как стало известно позже, среди япон-
цев все-же были ожидания, что это должно произойти...Зесь, действительно, есть «психологический барьер» непогрешимости в содеянном. Как-то один израильский
журналист в интервью «Немецкой волне» высказался с подозрением о том, что «немецкое покаяние за холокост столь повсеместно, столь систематично и всеохватывающе, что, порой, мы (евреи, - авт.) начинаем задумываться, а не
придет ли время, когда нас вновь поставят на колени, но теперь уже за принесен- ные нам извинения». И задумались с предостережением: когда немецкий президент в кнесседе во время своего визита в Израиль начал речь на своем, немецком, языке, депутаты выразили протест (президент вынужден был перейти на английский). Очевидно, дело не только в исповеди и библейском покаянии (эти
нормы среди «культуры смерти» затенены злобой мести и отвержением спаси-
тельного для души «не убий»). Вопрос исторического греха, как и сама история в ее аксиологических измерениях, не стоит на повестке дня лишь потому, что эпоха
потребительства превратила человечество в одну большую «корзину» для вбра-
сывания в нее товарных предметов и удовольствий, развращающих человеческие
тело и душу, взращивая в них убогий гедонизм и далее утилитаризм, от которго к
тоталитаризму всего один шаг, по крайней мере, в понимании функций государ-
ства и права. Тут уж точно – не до покаяния!

3. «Еще один фактор,парализующий способность к самостоятельному мышлению – раз-
рушение целостного представления о мире. Факты перестают быть составными частями
общей картины действительности, приобретают абстрактный, количественный характер.
Бесконечный калейдоскоп меняющихся фактов обесценивает их. Сообщения СМИ о бом-
бардировках, гибели людей перемежаются рекламой мыла или вина. В результате это при-
водит к тому, что мы теряем подлинную связь с услышанным, перестаем волноваться, наши эмоции и критическое суждение заторможены, мы становимся безразличными».
Но вот обратная связь в системе «человек-психика-политика» замкнулась, каза-
лось бы, неожиданным образом: «Фромм писал о том, что вклад в создание такого бесчувственного типа человека внесла, в том числе, психиатрия и психотерапия: «Стараниями многих психиатров, в том числе психоаналитиков, создан образ «нормального» человека, который никогда не бывает слишком грустен, слишком сердит или слишком взволнован. Черты характера или типы личности, не подходящие под этот стандарт, они неодобрительно обозначают как «инфантильные» или «невротические».
Впрочем, как и то, что так называемые «эксперименты» по изучения мотивации к
жестокости, откровенному садизму и прочих черт «расчеловеченного человека» выходят далеко за рамки лабораторий, охваченных «духом человеколюбия».

4.«Эксперимент Филиппа Зимбардо.
В 1971 году молодым профессором Стэндфордского университета Филиппом Зим-
бардо был поставлен эксперимент, целью которого было понять причины конфликтов, воз
никающих в исправительных учреждениях и в армии, который получил название стэнд-
фордского тюремного эксперимента . С помощью тестов были отобраны 24 студента,
не имеющих выраженных черт агрессивности, не склонных к противоправному и жестокому
поведению, имеющим интеллект не ниже среднего. Случайным образом группу разделили
на две равные части. Половина должна была составить группу «заключенных», а вторая –
«надсмотрщиков». «Тюрьму» оборудовали в подвале университета. «Заключенные» были
лишены только одного права – покидать помещение «тюрьмы». «Надзиратели» были обя-
заны отвечать только за то, чтобы «заключенные» не сбежали. По усмотрению «тюремной
администрации» «заключенный» мог получить право читать, вести переписку и встречаться с родственниками, выходить на прогулку и т. д.»
Лишь неискушенный в столь двусмысленных опытах ученый может согласиться с
их правомерностью с точки зрения интересов общества и психологической науки.
Не будем прятать мысль в намеках. Кто знаком с методами подготовки личного
состава современных войск специальных операций, тот знает, какого уровня бес-
сердечия и отсутствия сострадания к жертве должен достичь боец...А использова-
ние для убийств жертв-«кукол»?! Но очень много людей,прошедших спецподготов-
ку рано или поздно оказываются в «нормальном обществе», умножте их комплекс
способностей на проблемы самого общества – вот вам и питательная почва для
формирования «ударной силы» тоталитарных режимов. Проблема насилия – это
проблема, удерживающая цивилизационную поступь в обретении человечеством
своей социальной зрелости и психического совершенства. Пока мы остаемся да-
леки от этих идеалов, как и много столетий тому назад. Просто жестокость стала
более утонченной, а смерть превратилась в некий «культ жертвоприношения»
ради сомнительных мировоззрений. Тоталитаризм среди них – «божественный по-
кровитель»!
А теперь несколько слов о довольно распространенной среди психологов теории
выученной беспомощности М.Зелигмана: 5.«Зелигман пришел к выводам, что выученная беспомощность формируется у человека к восьми годам и отражает его веру в степень эффективности его личных действий. Он указывал на три источника формирования этой модели поведения: 1) личный опыт переживания беспомощности; 2) опыт наблюдения беспомощных людей; 3) отсутствие самостоятельности в детстве».
Источники понятны для многих, исходя из личного жизненного опыта. Однако здесь важно указать на то обстоятельство, что данная теория, возникшая в раз-
витии концептуальных положений анализа проблемы воли (Н.Ах), тесно примы-
кает к изучению мотивационной и волевой сфер психики человека и это дает по-
вод говорить о насущной необходимости воспитания у людей волевых качеств
и устойчивой мотивации в персеверации попыткам навязывать им чуждые мне-
ния и идеалы. В целом же проблема мотивационной (как и волевой) беспомощ-
ности требует пристального внимания ко всему генезису дефицита достижения
цели и контроля за действиями. В советском обществе об этом говорить было не
принято, хотя специалисты знали истинную цену этому замалчиванию.

6. «Трансгенерационная передача травматического психического опыта
Активный интерес к проблеме межпоколенческой передачи психической травмы
возник в 60-е годы 20 столетия, когда клиницисты обратили внимание на то, что боль-
шое количество детей, родители которых пережили холокост, нуждаются в психологиче-
ской помощи. У них возникали различные психологические проблемы, связанные с иден-
тичностью, а также симптомы, напоминавшие последствия травмы, как будто бы они сами
пережили ужасы холокоста. В связи с этим, была выдвинута гипотеза, что экстремальный
травматизм может передаваться от поколения к поколению. Дети выживших, которые сами никогда не встречались с ужасами, пережитыми их родителями, не догадывались, что заставляло их страдать, хотя и связывали свои тревоги с тревогами родителей. Т.е. они как будто бы присвоили себе часть их переживаний. Это явление было охарактеризовано как передача психической травмы от родителей детям ».
Я вынужден еще раз заговорить о травмогенетической связи поколений, которые в силу различных мощных стрессирующих обстоятельств вынуждены «сосуще-
ствовать» со своими подавленными переживаниями, актуализирующимися со вре-
менем в фантомные воспоминания (переживая изново) и фантасмагории, возни-
кающие как аберрации действительности и патологии психики. Как объяснить эту
связь? Простым языком, дескать, «так было» и от этого уйти невозможно, вряд ли
удасться, слишком много социальных, психосоматических и ментальных корреля-
ций таится в этом феномене. Наблюдаемая атомизация изучения человека благо-
даря геномике (генной инженерии), когнитивистике, нейронаукам, нанотехнологи-
ям и сетевым организациям социума создает совершенно новый тезаурус понима-
ния природы человека, выходящего за порог традиционного представления о
сложности. У всех на слуху расхожее NBICS – революция, которая создала не
только технологический прорыв в познании природы и общества, их возможной
трансформации, но вывела человечество к сингулярному рубежу трансгуманизма.
В новой парадигме цивилизации едва ли есть место «простым вещам» .
Психология не способна существовать при «самом минимуме»
понятийного аппарата, иначе она бы перестала развиваться, а объяснять приро-
ду тоталитаризма языком «лишь социологии и экономики» я бы счел очень даже
тривиальным решением. Возможно вожди тоталитарных режимов и представляли
себе свои государства«на плоскости» истории в линейных понятиях и измерениях,
тогда приходит одна ясная мысль – примитивизм мышления не освобождает от
заслуженной судьбы. Но те, кто действительно достигает глубин познания поведе-
ния человека, в том числе и на генетическом уровне, тот смотрит в будущее, где
нет места такому порождению безумия, как тоталитаризм.
Теперь, пожалуй, о самом важном. Внимательный читатель способен заметить
в монографии методологическую связь концептуальных (порой, онтологических) и технологических (в социопсихическом понимании) аспектов. Для этого безусловно следует прибегнуть к развернутой экспликации всего содержания книги.
Иными словами, в работе очерчиваются проблемные поля экзистенциального
и феноменологического характера, а затем они аналитически сжимаются до воз-
можных способов их реализации как в обществе, так и в индивиде. О связи фило- софии и психологии у автора есть примечательная в этом плане статья (см. https://gestalt.dp.ua/index/0-153 . По сути дела автор раскрывает свою исследова- тельскую платформу, которая представляет интерес не только для целевой ауди- тории, но и… для «конструкторов» Системы, которая проектируется, создается и функционирует «над» обществом и государством. Рассмотрим это на следующем примере. На рис.1. показан системно-аналитический процесс управления государством и обществом с позиций современной концепции конструктивизма (или кибернетики ІІ-го порядка).Отличием от классической кибернетики является то, что над базовой системой с обратной связью вводится в рассмотрение другая система наблюдения (супервизор), осуществляющая контроль над базовой системой посредством своей обратной связи. В политическом смысле это равнозначно тотальному контролю власти над институтами государства и общества (этакий паноптикум). Здесь есть одна особенность, которая не всегда принимается во внимание самим обществом. Дело в том, что исследования, подобные монографии А.Гронского, относятся к разряду саморефлексии

общественного умонастроения, т.е. как интеллектуалы сами оценивают то, что происходит с ними, людьми в отношениях с государством, а именно, с функци-
онирующей Системой власти. Наиболее характерные и значимые из таких иссле-
дований попадают в Мозговой центр для сравнения и коррекции уже спроектиро-
ванной Системы (в какую сторону, все зависит от стратегических целей власти).
Очевидно, при демократическом устройстве государства это будут позитивные
коррективы, а при авторитарном или тоталитарном режимах – отрицательные.
Возникает деликатный для ученого вопрос:что ж теперь не изучать в объективном
срезе предмет исследования, коль скоро результаты способствуют повышению
влияния власти? С точки зрения интеллектуальной честности и гражданской пози-
ции сомнений нет – просвещение общества нуждается в подобных текстах. В от-
ношениях с властью доминируют этические нормы, приемлемые для самого уче-
ного (для Хайдеггера однажды такая дилемма возникла, а в более широком кон-
тексте эта проблема освещена в статье итальянского философа, правоведа и по-
литолога Н.Боббио «Интеллектуалы и власть» (ВФ, №8, 1992). В известном нам
смысле в России цензуры пока нет, но и методы охвата научно-общественной мысли изменились: уж лучше знать по существу предмет интереса, чем выужи-
вать «крамолу» из «самиздата», время все-таки информационной эпохи…

7. «Во времена Сталина от репрессий не был застрахован абсолютно никто, независимо от его положения в обществе и родственных связей (в частности, об утонченности садизма репрессий сталинского периода против высокопоставленных партийных чиновников писал Э.Фромм 286). Интеллектуальная элита партии большевиков, ее гордость,
Николай Бухарин был уничтожен Сталиным со свойственным ему цинизмом:
«Сталин методично и изощренно подвергал Бухарина моральным и психологи-
ческим пыткам, начиная с конца 1928 – начала 1929 г.г., когда тот выступил про-
тив сталинской программы насильственной коллективизации. И все уверения
Бухарина, что он принимает решения съезда, что у него нет разногласий с линией
партии, - Сталиным в расчет не принимались. Кнут сменялся пряником. Особенно
изощренными стали «пытки» в1936-1937г.г., когда Сталин чуть ли не каждый день
сменял гнев на милость, подозрительность на мнимую доверительность, понимая
очевидно, что Бухарин готов обманываться, что он психологически растерян...»
(А.П.Огурцов «Неизвестный Н.И.Бухарин», ВФ №6, 1993).
Психологическая проекция тоталитаризма на существующую Систему власти позволяет понять современный генезис имперского диктаторства, в котором «логика бытия» тонет среди иррационализма «проектных решений», пронизанных стремлением тотального контроля и подчинения: здесь явно онтология господства власти (ницшеанская «воля к власти») переходит в свои технологические формы («эксперимент над истиной», даже если «человечество от этого погибнет», из IV части «Так говорил Заратустра»). О технологиях вопрос особый, но Андрей Гронский смог выделить наиболее влияющие на сознание людей: 8.«Мафиозное государство, придуманное пиарщиком, возможно, более опасно, чем коммунистическая сверхдержава, поскольку идеология перестала быть костюмером политики, превратившись в постоянно меняющийся и противоречивый набор аксессуаров» 265 . Действительно, если вдуматься, то идеология транслируемая кремлевским СМИ представляет собой чудовищно-абсурдный постмодернистский пастиш.
В предъявляемой потребителю (к сожалению, интеллектуально нетребовательному) картине мира совершенно непостижимым с точки зрения здравого смысла способом сочетаются ностальгия по СССР с идеализацией российской монархии и пиететом к олигархам; православие с реабилитацией сталинизма; восхваление Сталина с критикой Ленина и т. п. и т. п.». «Мафиозное государство, придуманное пиарщиком» - это и
есть политический механизм, порождающий множество технологий порабощения
масс путем оглупления, обмана и террора. Вот, пожалуй, и все, о чем хотелось высказаться, размышляя над столь неординарным явлением в интеллектуальной жизни России, по крайней мере, на ее сибирских просторах. А это немало для той части российского общества, которая желает жить свободно и достойно, обретая созданное своими руками будущее.