Русская классика, которую хочу прочитать
Anastasia246
- 544 книги

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Нина Сергеевна - еще одна героиня Лидии Чуковской, которая жила в годы сталинских репрессий и на себе испытала все "прелести" той эпохи. Образ Нины Сергеевны в какой-то степени автобиографичный, Лидия Корнеевна так же потеряла супруга во время репрессий и долгое время ничего не знала о его судьбе.
На этот раз события происходят в послевоенные годы (1949г) в конце зимы - в начале весны в одном из домов отдыха для писателей. Главная героиня приезжает на лечение и отдых, знакомится с творческими людьми, в свободное время занимается переводами, пишет о своих собственных воспоминаниях, наблюдает за окружающими ее людьми, много думает о муже, которого арестовали еще в 1937 году. Она так и не знает, что произошло с ее Алешей, жив он или нет, а что-то внутри требует ответа на вопросы. Нина Сергеевна сама придумывает ему судьбу, слушая истории других репрессированных.
В кругу писателей главная героиня часто чувствует себя не комфортно. Слишком большое давление и влияние на людей оказывали условия их жизни и пропаганда. Нина Сергеевна намерено избегала общества некоторых писателей, с которыми была не согласна. Слишком тяжело она переживала ложь, несправедливость, очевидное ей заблуждение.
Очередная подборка цитат. Все себе в копилочку. Потому что я живу здесь и сейчас. Всё это сегодня о моей жизни. Надо знать и помнить.
Повести ставлю высший балл. Слишком горько, слишком честно и безнадежно. А еще - страшно. Я не выбирала время, в котором жить, но хочется остаться человеком.

Главное открытие прошлого года подарила мне последняя прочитанная книга - повесть Лидии Чуковской "Софья Петровна". Это было не открытие книги - это было открытие АВТОРА. К своему стыду я никогда не слышала о Лидии Корнеевне Чуковской. Я даже не знала, что у Корнея Чуковского были дети, кроме его рано умершей дочери Мурочки.
И вот знакомство произошло! Сразу захотелось его продолжить! Но оказалось, что Лидия Чуковская написала всего два художественных произведения - повести "Софья Петровна" и "Спуск под воду".
"Спуск под воду" - автобиографическое произведение. В главной героине, писательнице Нине Сергеевне, приехавшей отдохнуть и подлечиться в санаторий, мы угадываем автора. Название "Спуск под воду" - это образное выражение, так главная героиня называет полное погружение в творческий процесс. Здесь, в санатории, продолжается работа автора над книгой о погибшем муже. Вот как она сама пишет об этом:
"..… Не странно ли, что это погружение на дно вместе с Ленинградом, Катенькой, ночной Невой, что этот тайный, внятный только мне звук, возникающий от скрещения тишины и памяти, – что потом он с помощью чернил, бумаги, типографии обретет плоть и получит такое обыденное, общепринятое, всем доступное наименование: книга?
– Вы еще не читали «Спуска под воду?»
– Нет. А про что там, про работу водолазов?
– И не читайте, скучища.
– Неправда, непременно прочитайте! в этой книге что-то есть. Хотите принесу? Там никаких водолазов.
Книга… "
У Лидии Чуковской необыкновенный образный язык, ее описания природы очень точные, какие то вкусные!
"..Оказавшись на тропинке между высоких пышных сугробов, я наконец остановилась и поглядела кругом. Хрупкое слово «сверканье» морщило мне губы. Как оно точно соответствует этому обледенелому узору ветвей! Сверканье. Слово ломкое, как тонкая, острая веточка. Как крохотные зеленые и синие искры, играющие в снегу у подножия берез. От него холодно зубам."
Ее природу - лес, поля сугробы, березки - хочется выписать сейчас все на цитаты!
Читайте! Знакомьтесь! Желаю всем таких открытий!
Я же продолжаю свое знакомство, читаю ее воспоминания об отце и не собираюсь на этом останавливаться

Повесть посвящена людям, пережившим войну и пережившим репрессии, людям, которые живут с памятью о гибели родных и любимых.
Но кроме этого она еще и о долге писателя и о слове.
СССР конца сороковых годов. Санаторий для писателей, двухэтажный каменный дом посреди заснеженного леса. И его обитатели, которые отдыхают, ходят на процедуры, пишут и иногда, как бы походя, раскрывают то страшное, что с ними произошло. Чуковская становится их голосом: и крестьянский детей, и осиротелых родителей, и репрессированных, и не понимающих.
Каждый из них находит способ жить со своей травмой: 1) Жить ради другого; 2) Жить ради того, чтобы передать свою правду единомышленникам в будущем; 3) Жить, играя роль; 4) Жить, придумав себе картину мира, где произошедшее объяснимо.
Второй вариант — это как раз таки варинт Нины Сергеевны, главной героини, от чьего лица ведется повествование. Через нее Чуковская передает свои мысли о том, чем должна быть литература.
Нина Сергеевна "спускается под воду", т.е. спускается в свои воспоминания времен ареста мужа, чтобы передать потомкам правда, найти в будущих людях братьев по духу и чтобы ее повесть стала "чьей-то новой душой. В эту душу проникнет, созидая ее, Алешин голос и Катенькин плач."
Главное художественное противостояние в этой книге происходит между вдовой репрессированного Ниной Сергеевной и репрессированным Билибиным. Он спрятал свою правду (в бумаге и жизни) под таким слоем грима, что никто ее не разберет, если только сам он не укажет, как он указал Нине Сергеевне. Воспоминания о своих погибшим товарищах он спрятал в типичный "советский роман". В жизни мальчик был болезненным, потому что родился в шахтах от каторжных; в его произведении — потому что беспокоился из-за ссор родителей. Он описывает эту жизнь, но лжесвидетельствует, как говорит Нина Сергеевна.
Эпиграфом Чуковская выводит цитату Льва Толстого: "Нравственность человека видна
в его отношении к слову." По мнению Чуковская настоящая литература не имеет права лгать. Она должна говорить правду, которую писатель достает из глубин своей души.

- Я не знаю, никогда и в глаза не видела ни одного из обвиненных, не только что всех, - сказала я. - Но в словах, которые о них пишутся, нет ни грана правды. За это я ручаться могу... и это сразу слышно... Ведь это готовые клише, а не мысли. Слышно по однообразию... по расстановке слов... по синтаксису... тону... интонации.
Клоков не рассмеялся мне прямо в лицо только потому, что ему недавно объяснил кто-то авторитетный: с дамами, в особенности за столом, и в особенности, если они круглые дуры, следует при всех обстоятельствах оставаться вежливым.

Сколько раз слышала я это возражение в трицать седьмом году! «Разве вы можете ручаться за всех? Разве вы их уж так хорошо знаете?» Разумеется, не знаю, ведь «враги» исчислялись миллионами. Как же мне за каждого поручиться? Но вот за фирму, производящую ложь, я ручаюсь. Разглядеть ее клеймо я всегда сумею. Конвейер патентованной лжи — сколько раз он уже пускался в ход на моем веку! как же мне его не узнать?

С Таней мы сидели когда-то на одной парте, она все понимает, она помнит Алешу, и с ней я могу говорить обо всем. Других «понимальщиков», кроме нее, у меня не осталось. Катенька еще слишком мала. (А вдруг вырастет и тоже не будет понимать? Школа научит не понимать, газеты научат не понимать!)
















Другие издания
