Асмодей нашего времени

Я вот даже и не знаю… Экспозиция и завязка сюжета великолепны и я уже ожидал очередного шедевра, но не случилось. Язык хорош: вельможен, велеречив и громкогласен, хороший язык, с тонкой иронией над манерностью XVIII века, с аллюзией на Фонвизина и, наверное, много ещё кого, мне, явно, не известных. Это свежо, это бодрит. Богатые, яркие персонажи, населившие после Аскоченского антинигилистическую прозу, ювелирные диалоги… «Асмодей нашего времени» - краеугольный камень антинигилистической прозы, несмотря не литературную неустроенность и некоторую сумбурную несуразицу.

Всё портит нарастающий пафос текста, односторонность авторских оценок, чрезмерно благонамеренные суждения. Слишком какое-то правильное всё. Так не бывает, это уже утопия, а как раз антинигилистическая проза – это мужество невозможного: да, мол, у нас всё плохо, но давайте исправлять, не надо разрушать, ибо как вы хотите - не просто бесчеловечно и неимоверно сложно, а невозможно в принципе и попытки реализации приведут к страшным последствиям…, привели… При всём живом интересе к книге, текст временами вызывал сильное отторжение – то, чего нет ни в одной другой книге жанра. Ну, это ладно – первый блин, комки и прочая кулинария… В начале 60-ых «Асмодей нашего времени» стал либеральным ругательством, в асмодействе обвинили Тургенева за «Отца и детей», например. И это интересно. Нас обычно учили, что писатели второго ряда заимствуют идеи у гениев, а на самом деле всё совсем немного поиначе…

Эта книга уникальна ещё и вот почему – это единственный перевалочный пункт между «демонизированным» романтическим героем и «новым человеком» 60-ых, от скучающих Онегина и Печорина к деятельным Базарову, Волохову и Верховенскому. Неслучайно название романа, нейминг книги здесь – мировоззренческий отпор Лермонтову, по которому автор нелицеприятно неоднократно проходился в тексте романа и от лица разных персонажей и от себя лично. Чтобы понимать антинигилистическую прозу и/или развитие русской литературной мысли в XIX веке, этот роман обязателен к прочтению, во всех других случаях просто невынужденная маятня получается. Я для себя очень многое понял в частном порядке: как, почему и откуда растут ноги… русской литературы (вот это я отметафорил!). И ещё, с очень большой натяжкой – вся антинигилистическая проза исправляла перекосы «Асмодея нашего времени»: оживляла искусственных персонажей и наполняла их смыслами, оздоравливала мировоззренческие суждения, обогащала сюжет яркими сюжетными линиями, диалектила односторонность оценок. Как-то так.

Частности. Племянничков великолепен – балагур, шутник, повеса, прожигатель жизни, врун и фантазёр, постоянно поднимает настроение персонажам романа и читателю. Ну, вот чего стоит один такой диалог с Небедой, например:

Ощущается в авторском тексте дерзновенный юмор русского народа, Шиш Московский, докучные сказки… - это очень красиво. И ещё, Племянничков мне аукается Макаром Девушкиным, неймингом, Виктор Ипатьевич местами виртуоз просто. Образ Небеды – отца героини-жертвы так же монументален, самобытен и хорош во всех отношениях, со своими трогательными недостатками, но умный и живой чиновник, любящий свою семью, честно относящийся к своему делу, очень близко к сердцу принявший семейную трагедию.

Как бы главный герой – Софьин. Этот персонаж – заготовка для всех положительных героев-статистов антинигилистической прозы. Они честные, консервативные, им чужды асоциальные веяния, но они – наблюдатели, они не противостоят, не спасают, не помогают попавшим в беду, они стоят в стороне, с небольшими оговорками. Автор забывает про Софьина перевалив чуть за середину романа, хотя вводился он (Софьин) в текст именно как главный герой. Софьин просто прослезился на похоронах – это его мера.

Как бы антагонист как бы главного героя, демонизированный нигилист, герой не нашего времени с говорящей фамилией (ещё одна красивая традиция русской классики, не от Аскоченского пошедшая, но всё же, всё же) Пустовцев. Он ещё идеализированный пост-романтический герой, с налётом благородства разбойник: успешный чиновник, не берущий взяток, циник, соблазнивший девушку, но предложивший ей руку и сердце, а когда девушка, уже жена его Мари «сгорела», покончивший собой. Образ на самом деле непростой и неоднозначный этот Пустовцев – неразгаданная для меня пока загадка.

Семейство Небеды. Прекрасна типичнейшая мещанка Соломонида Егоровна, кичащаяся высоким происхождением своего мужа, балующая своих непростых деток. Противный пятнадцатилетний Жорженька, вариация русских недорослей XVIII столетия, непохожие сёстры Елена и Мари. Метаморфозы которых за пол года просто фантастичны – Елена без всяких причин из «современной» меркантильной барышни превращается вдруг в консервативную мужественную молодую женщину, тянущую семейную лямку и подтирающую сопли всему семейству, а правильная Мари подпадает под влияние плохого Пустовцева, становится несносной, затем рожает ему мертворождённое дитя, кается, исповедается, причащается и умирает. Ералаш какой-то! Сюжет романа до невозможности прост и пересказывается одним предложением, в книге сюжет вообще не важен.

Это сумбурная книга и негатив во время чтения сильно перевешивает, но по прочтении появляется понимание важности «Асмодея нашего времени» для понимания… какого-то важного понимания. Это не стоит читать как просто очередную книгу. Это необходимо прочитать, если хочешь понять как строилась русская литература – это плохого качества необожжённый маленький кирпичик, без которого не стояло бы всё здание.

Антинигилистическая проза №27

Открыл для себя забытого писателя 19 века Виктора Аскоченского, долго мучил его произведение"Асмодей нашего времени" (единственное, которое прочитал) и вновь его для себя закрыл. Я не могу сказать, что оно мне не понравилось. Обычное рядовое произведение с незамысловатым сюжетом каких пруд пруди, написанное на языке, которым говорили почти двести лет назад. Зачем же читать такое, когда есть много подобных произведений о нашем настоящем времени. Нет в этом писателе чего-то такого, что есть у наших классиков 19 века, что привлекает нас и мы читаем и перечитываем их по много раз. Больше я к нему не вернусь.