Землемер

«Землемера» опубликовал Замятин в 1918 году.
Как дело к революции-то шло?
Вызвали из Москвы каликинские мужики землемера, а все маляр Митрий набурчал:
-Господин управляющий продал крестьянам землю «вульгарно и неправдоподобно. Не такое нынче время, чтобы продавать, да-с…
Фоном рассказа полыхает рядом помещичья усадьба, а мужики вечером на телегах съезжаются к барыньке, у которой столуется землемер -управляющего спалить. Саму-то Лизавету Петровну -не обидят:- Хлеб из амбара выберем, и скотину. А насчет чего прочего -тихо-благородно...

• А по-другому никак нельзя! Конный по селам ездит. А какой конный? Известно какой…

А какой-неизвестно. Неизвестное-всегда страшно...
Так дело и дошло до революции, несколько перегруженной фразами типа «невязка вышла», «спотыкались о колочь», «одонья хлеба», «закононарушительные пороки», бороды пасьмом льняным, у нас все чуть лепито, чуть лепитую, потукивает шашель, угромащивалась на ковре

И вот что чудесно: и поджоги крестьянами усадеб, и разграбление имущества богатых поместий выступает лишь слабым фоном неожиданной и томительной влюбленности землемера в барыньку Лизавету Петровну. А у барыньки-кипенно-белый фокс Фунтик, а глазищи после слез -«смытые, и сияют, хрусталь был синий». А плакала она из-за того, что подвыпивший маляр Митрий перед праздником второго спаса пошутил: уговорил малых ребят кипенно-белого Фунтика в зеленую краску всего окунуть. Ослеп пес и к вечеру издох.
Жалко землемеру Лизавету Петровну, да и вообще - время нынче беспокойное. Обратно в Москву пора. А тут приходится уносить им ноги в монастырь-беспокойства какие на праздник-то второго Спаса!
И никак не вылюбится, не выговорится землемер- только томится. А в глазах-колодцах-«скачут колодезники с красными фонарями, норовят выскочить наружу, да глубоко: не выскочить».
Только и решился, что опустится на колени и «долго ,прощально, нежно целовал колени сквозь шелк, сладко уколовшись о какую-то булавку». Не герой землемер оказался, так –муш>ка или паучок, хоть и глазищи-страшные.
Не зря в монастыре-то дали ему золоченую кружку, на которой золотыми же литрами прописано -Пьяный проспится, а дурак никогда. Местный батюшка Стефан Болящий, похожий на громадную куклу с деревянными руками-ногами, придавил землемеровскую гордыню строгим криком:- Смирись! Мужики же, что пожгли потом имение, все хохотали над землемером , его «мушиными ножками в чудных французских каблуках», что ходит в этакой обуви «по колочи», а сыр из господской сыроварни, который он советовал им потреблять, есть так и не научились : -Вонючий он да желтенный, как мыло, на него и смотреть-то-говядно!
А ко всему прочему –совсем подпортилась погода и с неба – в виде тучи- темно-лиловый и длинный Язычина высунулся, а вокруг желтых «одоньев хлеба»- так же мрачно лиловели чаберные луга и ослепла от зноя река Меч…
Посмотрел-оценил себя землемер на станции, скал – Тьфу! И запросто выдул два графинчика водки.
Очень русский приятный рассказ.

Рассказ-критика жестокости людей и революции. В суровые времена не жалеют никого, даже беззащитных. Бессмысленная жестокость, почти забавы ради: как утопить беспомощную белую собачку в зелёной краске.
И остаться да защитить таких людей можно было бы из любви или жалости, но даже их не хватило. Вроде и жалко, вроде и любит землемер, но не настолько, чтобы остаться и взять ответственность.

еще я думаю тут есть мысль, что дворянам лучше оставаться в России, а не уезжать, потому что барыне через счастье будет несчастье (ну это я думаю, что её землемер покинул или что богатство потеряла), а землемеру сказали, мол, успокойся и покорись уже.

Есть ещё несколько образов, которые явно имеют смысл, но их значение уловить сложно.
лиловый язык - предвестник смерти, он как у умершего человека.

белый, видимо, непорочный
а вот зеленый цвет — это тоже смерть или ее предвестник, не знаю. Может, зависть ещё…

такие мысли