Pokání

Тюрьма, в которой он сидел, считалась современным, прогрессивным исправительным заведением, несмотря на викторианский холод.

Отвечая на письма, притворялся, что остался прежним – эта ложь позволяла сохранить рассудок.

Он любил прикусывать зубами верхнюю губу и становился при этом похож на симпатичного мышонка.

Французы, с которыми он имел дело, были щедры или полностью поглощены собственными несчастьями.

– Но почему ты ничего не сказала мне? – спросила Эмилия.
Полицейский тоже выжидательно уставился на Брайони. Хороший вопрос, но ей никогда бы и в голову не пришло тревожить мать. Кроме мигрени, из этого ничего бы не вышло.

Хоть Сесилия и старше ее на десять лет, есть в ней какая-то беспомощность и безнадежность.

Леон проводил доктора наверх, через какое-то время тот спустился обратно, неуловимо увеличившийся в размерах вследствие профессионального доступа к самому сердцу общей беды.

Слезы должны были послужить еще одним доказательством того, что все, ею пережитое и изложенное, – правда.

Роль ключевого свидетеля питала ее уверенность.

Однако ей хотелось бы уточнить или углубить то, что она имела в виду под словом «видела», потому что она не столько видела, сколько знала.