
Радиоспектакли
Julia_cherry
- 774 книги

Ваша оценка
Ваша оценка
Дорогие мои мальчишки...
Как же меня пронзила повесть Вячеслава Кондратьева "Отпуск по ранению". Вчера только читала Ремарка, и он не прошиб меня на слезу, как ни старался. Все эти европейские мытарства показались мне ничтожными по сравнению со всем тем, чего нахлебался наш настрадавшийся народ -- сыновья и матери, отцы и дочери...
Этот рассказ очень психологический -- он крайне интимный и я не то, чтобы сопереживала лейтенанту Володе, а будто пролезла в его шкуру и роняла его мысли, терзания, поступки. И не ради красного словца написано, не словно обрубленное и отточенное цензурой, пестревшее красным призывом за долг перед сослуживцами, слово, нет, это -- зов души человеческой.
Купила книгу в наше время редкую и ненужную, меня обсмеют многие, но поймут глубокомыслящие, хранящие историю о предках, кто действительно хотел, чтоб потомки-"недочеловеки" не жили под гнётом немецкого рабства. Но здесь рассказ не такой, он описывает сложности, с которыми сталкивается боец, прибывший в родной город Москву на лечебный отпуск.
Сразу бросается в глаза его презрение к "тыловым крысам", помните, как в Летят Журавли, хирург крикнул это многозначительное и точное ругательное словосочетание? Бросается в глаза его омерзение пред кровью на фуфайке, кровью засохшей и багровой -- не потому что она немецкая, вражеская, а потому, что она человеческая и пролив её, жизнь его разделилась на "до" и "после", как будто бы он невинная девчушка, потерявшая детство принудительным поруганием. Это Вам не Абсолютист, хотя тема юности и войны там тоже есть, но те книги не писались так, как эти, старые, наши... Не так он себе представлял войну, распевая мальчишкой в грузовике, едущим на фронт... Не так представлял первую близость -- в приюте инвалидов и пьяниц, горько упитый со сжалившейся над ним бабой... Не так представлял взгляды тыловых, некоторые -- откровенно брезговали, некоторые -- боялись, некоторые -- презирали за то, что немец у голодной трудящейся Москвы.
И он не представлял себе, что есть в одной плоскости два мира -- кровавого и ужасающего циничными игнорированиями человеческой сути мира, откуда он прибыл на побывку и мира роскоши жиреющих и вольготно живущих, где прибывал его друг детства Сергей.
Что сразу разит в солдате, бывшего в "горячей точке", то бишь на фронте, простого обывателя -- кровь на одежде? Загрубевшие земляные, подобные обрубкам дерева, пальцы? Инвалидность, отсутствие частей тела, изуродовавшие лицо ожоги? НЕТ! НЕТ! НЕТ!
...Взгляд...
Дикий, ощетинившийся, пронизанный незабываемым ужасом, резающий взгляд. Не взгляд матерого ублюдка, как полагают отщепенцы, не взгляд привыкшему к звериной жестокости сироты, как подумают сердобольные матери... Этим взглядом может резануть безусый юноша, уже в морщинах и синяками под глазами, взгляд чудовищной пустоты и непомерной усталости, измученный, невольно вызывающий страх, жалость, сострадание и скрытую тревогу одновременно.
И таких взглядов тысячи тысяч. Они были, есть и будут, с незапамятных времен, когда люди придумали воевать, и после ВОВ они были и есть: и в рыжих пустынях, и в горных расщелинах, и в ветренных степях, и в тихих пролесках, будут меняться только мировые "локации", как в смартфонных шутерах, а ребята и мужи, да уже и девушки с женщинами, обворованные судьбой, будут резать мирян этим страшным взглядом, обоженным беспощадным пламенем войны...
И несмотря на всё это, Воин и Человек непостижимы -- тянутся сердцем к такому же, с кем хлебнул из одной каски, с кем разделил холод и сырость окопа. Вот об этом и рассказ. Восстановление тела и души после ужасов Ржевского Фронта и обдуманным сорокодневными думами возвращением туда же, к скудному остатку бывшей когда-то большой, роты.
Герой пускается по разным жизненным маршрутам, он примиряет на себя рубашки, которые рано или поздно снимает. По решению собственной Воли. Сам. Без призыва и помощи. Вопреки ситуациям и чувствам других людей -- родных и не очень.
Призываю прочесть повесть о долге перед сослуживцами, о поиске потерянного себя, пусть она кому-то покажется бессмысленной, ибо впереди у героя вполне может маячить смерть, пусть рассказ прочтут не маленькие дети и подростки, а молодые люди, почувствовавшие зов тела и сердца, присматривающиеся к полной и вкусной жизни, уже осознавшие ответственность перед стареющим поколением, и быть может они поймут, с какими сложными вопросами и путями их решений столкнулся лейтенант Володя, вчерашний горячный мальчишка, на последней странице -- опытный служивый...

Знакомясь ближе с лейтенантской прозой Вячеслава Кондратьева, всё больше соглашаюсь с тем, что это очень яркое явление отечественной литературы. После повести "Сашка" другое его произведение под названием "Отпуск по ранению" воспринимается практически как что-то такое родное, с чем (или с кем) недавно попрощался, немного соскучился, а он снова здесь, и ты безумно рад.
Сначала был Сашка. Теперь - лейтенант Володька. Да, вот так, не более чем. Что характерно, повесть "Сашка" завершается тем, что главный персонаж уезжает домой лечиться, получив ранение. "Отпуск по ранению" начинается с того, что лейтенант Володька приезжает в 1942 году в Москву раненым. Герой явно сквозной (кстати, эти две повести часто издавались вместе одной книгой, чего не скажешь про сюжетное продолжение "Отпуска..." - повести "Встречи на Сретенке"). Почему же Кондратьеву не захотелось объединить все три повести одним героем?
- Вы спрашивали - что из окопа? Так вот. - Он поднялся и начал вышагивать по комнате. - Я никому еще не говорил. Трупы. Много трупов - и немецких, и наших! А кругом вода, грязь. Жратвы нет, снарядов нет. Отбиваемся только ружейным огнем... И каждый день кого-нибудь убивает. Еле таскаем ноги. Ждем замены. Приходит помкомбата: "Ребята, "язык" нужен позарез, иначе нас не сменят! Батальонную разведку всю побило. Давайте сами!" Даем! Отбираю трех посильнее. Ночью ползем... Добираемся, сами не знаем как, до немецкого поста. Там - двое фрицев. Двоих не дотащить. Одного надо кончать. Кому поручить? Смотрю на ребят - боюсь, не сдюжат. А надо наверняка. Вот и пришлось самому... - Володька остановился около стола. - Можно выпить?
- Я налью, - заспешила Тоня и дрожащей рукой налила рюмку. Он выпил одним махом.
- Ножом в спину... Рукой ему рот зажал, а через пальцы - крик. И кровь со спины на меня! Весь ватник забрызган... Утром кинжал от крови отмываю... Ну, враг, немец, фашист, гад. Но... человек же. Не пожалел я его. Нет! Но противно, физически противно. Я буду их убивать, буду, но... понимаете, я уже никогда не буду таким, каким был. Никогда! Ну хватит вам - что из
окопа?
Володька - более продуманный. более законченный что-ли. Более цельный. Но и более раздёрганный войной. Приехав в Москву, перенеся все ужасы, он никак не может привыкнуть к тому, что тут, за двести километров от передовой идёт другая жизнь. Местами радикально другая. И даже рестораны работают - как совершенно обратное явление тому, что происходит на фронте. Лейтенант Володька никак не может забыть перенесённое под Ржевом, и поэтому вся повесть по большому счёту - это сплошная рефлексия человека, психически... психически... ёлки-палки, слово подобрать не могу. Не сломанного, нет, и не надломленного. Перевёрнутого, что-ли? Пусть будет так. Почему? Потому что он уходил в армию мальчишкой, а на войне стал мужчиной. Вот так. Кто-то начинает считать себя мужчиной полежав на женщине, а в сороковых годах мужчинами становились полежав на войне. Если после этого встать удалось, конечно.
Но война изменила не только солдат - вчерашних пацанов. Меняются все. Тыловики тоже. Кто-то начинает работать-горбатиться, кому-то война как мать родна. Больше всего меняются, конечно, потерявшие мужей-сыновей, а то и дочерей. Москва стала городом контрастов, и не только потому, что она всё ещё обороняется от немецких налётов, и в ней действует комендантский час, сколько потому, что контрастными стали те, что сегодня принято называть социальными группами. Про людские характеры вообще же молчу. Но повесть, конечно, не про перемены в солдатском характере, а про перемены в характерах всех людей.
Несмотря на то, что в повести война идёт только второй год, и победа в книге присутствует только в надеждах людей, есть в Володьке что-то от героев Ремарка и Хемингуэя, которым трудно стать своими в нормальном мире. А ведь Володька то не вернулся в этот мир, а лишь явился в него в отпуск. По ранению.
Читать Кондратьева интересно благодаря простому языку и глубокой его вере в человечность. Нет в "Отпуске по ранению" никакой пропаганды и лакировки, есть надрывный голос солдата. И потому такие книги воспринимаются как правда о войне, хотя войны в ней на самом деле немного. Зато много-много небольших историй - кто как живёт. Кто переносит голод и лишения. Кто при каких условиях был ранен. Как людям удаётся не падать духом. Как кто-то пострадал за своё происхождение - история поволжского немца, которого не заставили воевать против фашистов, но отправили в трудлагерь валить лес совсем небольшая, но не менее щемящая, чем собственная история Володьки, который пытается разобраться в том, что происходит в его городе и что происходит с ним самим. Он кидается то туда, то сюда, и не знает он, где приткнуться - то ли к чужой женщине, то ли к бутылке.
А приткнуться надо было к матери. Чего он не догадался сделать. Поскольку он, как сказала ему одна из его возлюбленных... "какая-то странная смесь рефлектирующего интеллигента с марьинорощинской шпаной. И от тебя можно всего ожидать".
К теме вернусь, когда дочитаю "Встречи на Сретенке".

Повесть "Отпуск по ранению" является знаковой в ряду произведений-переосмыслений о Великой Отечественной войне. Написанная в 1980 году писателем-фронтовиком Вячеславом Кондратьевым в традиции лейтенантской прозы, она, тем не менее описывает, в данном случае, не окопную правду, а правду тыловую. Главный герой повести - лейтенант, воевавший под Ржевом, находящийся в отпуске по ранению в своем родном городе Москве. И хотя на дворе июнь 1942-го и война в 200 километрах от Москвы, как сказал в ресторане за бокалом мартини друг главного героя - коммерческий директор одной из фабрик Москвы:
И это на контрасте с длинными очередями за самыми необходимыми продуктами; многочисленными инвалидами войны на улицах столицы; заплаканными вдовами и тоскующими по своим сыновьям матерями; подростками, вставшими у станков вместо взрослых; рынками, где перепродают купленную в магазине водку, только затем, чтобы можно было купить немного непомерно дорогой картошки, масла и сала; студентов, философствующих на тему войны, но войну эту, в сущности, не знающих; зенитками и аэростатами в центре Москвы; работающими кинотеатрами; ресторанами, где можно выпить бренди и мартини если у тебя, конечно, есть деньги и приличный костюм; футболом, в который играют на "Динамо"; живыми цветами у памятника Пушкину... Вот такая контрастность. Главный герой стоит перед трудным выбором - вернуться на фронт, в свою часть, после отпуска или пойти служить в часть, которой командует отец девушки, с которой лейтенант познакомился во время отпуска, и там, вероятно, будет служба полегче, и командировки в Москву почаще. Что же выберет главный герой? Повесть ставилась на сцене и экранизировалась. На сцене повесть была поставлена в Театре на Малой Бронной в 1983 году и её можно посмотреть в виде двухсерийного киноспектакля, но он показался мне, честно говоря, неубедительным, а вот фильм, снятый Станиславом Говорухиным в 1989 году по этой повести под названием "Брызги шампанского" мне понравился намного больше. Сейчас этот фильм практически не показывают по телевидению, а жаль. В нем замечательно сыграли Алексей Бурыкин в главной роли (озвучивал персонажа хороший актер и мастер дубляжа Андрей Ташков, ранее сыгравший главную роль в другом фильме по повести Вячеслава Кондратьева "Сашка"), Антонина Венедиктова в роли Тони, Олег Меньшиков в роли Сергея. Также в фильме снимались: Лев Борисов, Татьяна Догилева, Светлана Рябова, Геннадий Фролов и другие.

Русская литература не смогла воспитать цельного, рационального человека. Она создала либо фанатиков, либо лишних людей

Ты говорил как-то, что главное слово войны - "надо"... Я не стал тебе тогда ничего говорить, чтоб не оплавилось твое железное "надо". Но видишь ли - есть и другие "надо"...

- Вы спрашивали - что из окопа? Так вот. - Он поднялся и начал вышагивать по комнате. - Я никому еще не говорил. Трупы. Много трупов - и немецких, и наших! А кругом вода, грязь. Жратвы нет, снарядов нет. Отбиваемся только ружейным огнем... И каждый день кого-нибудь убивает. Еле таскаем ноги. Ждем замены. Приходит помкомбата: "Ребята, "язык" нужен позарез, иначе нас не сменят! Батальонную разведку всю побило. Давайте сами!" Даем! Отбираю трех посильнее. Ночью ползем... Добираемся, сами не знаем как, до немецкого поста. Там - двое фрицев. Двоих не дотащить. Одного надо кончать. Кому поручить? Смотрю на ребят - боюсь, не сдюжат. А надо наверняка. Вот и пришлось самому... - Володька остановился около стола. - Можно выпить?
- Я налью, - заспешила Тоня и дрожащей рукой налила рюмку. Он выпил одним махом.
- Ножом в спину... Рукой ему рот зажал, а через пальцы - крик. И кровь со спины на меня! Весь ватник забрызган... Утром кинжал от крови отмываю... Ну, враг, немец, фашист, гад. Но... человек же. Не пожалел я его. Нет! Но противно, физически противно. Я буду их убивать, буду, но... понимаете, я уже никогда не буду таким, каким был. Никогда! Ну хватит вам - что из
окопа?


















Другие издания
