Владимир Маяковский

С т а р и к с к о ш к а м и

Оставь.
Зачем мудрецам погремушек потеха?
Я – тысячелетний старик.
И вижу – в тебе на кресте из смеха
распят замученный крик.
Легло на город громадное горе
и сотни махоньких горь.
А свечи и лампы в галдящем споре
покрыли шепоты зорь.
Ведь мягкие луны не властны над нами, –
огни фонарей и нарядней и хлеще.
В земле городов нареклись господами
и лезут стереть нас бездушные вещи.

В. М а я к о в с к и й

Милостивые государи!
Заштопайте мне душу,
Пустота сочиться не могла бы.
Я не знаю, плевок – обида или нет.
Я сухой, как каменная баба.
Меня выдоили.

Что же,
вы,
кричащие, что я калека?! -
старые,
жирные,
обрюзгшие враги!
Сегодня
в целом мире не найдете человека,
у которого
Две
одинаковые
ноги!

Идем, —
где за святость
распяли пророка,
тела отдадим раздетому плясу,
на черном граните греха и порока
поставим памятник красному мясу.

Если б вы так, как я, любили,
вы бы убили любовь

Бросьте квартиры!
Идите и гладьте —
гладьте сухих и черных кошек!

И там, где у человека вырезан рот,
многим вещам пришито ухо!

Ваши женщины не умеют любить,
они от поцелуев распухли, как губки.

Небо плачет
безудержно,
звонко;
а у облачка
гримаска на морщинке ротика,
как будто женщина ждала ребенка,
а бог ей кинул кривого идиотика.