Гуантанамо. Нерассказанная история

— Я развелся со своей женой, — сказал молодой охранник. — Почему? У тебя же есть дочь. — Я знаю, но у меня нет денег, чтобы снимать жилье для жены и меня, и моей жене надоело жить в доме моей мамы. Они совсем не ладили. — Но развод?!. Серьезно? — А что бы ты сделал на моем месте? Мне нечего было ответить, потому что простая математика была против меня. Парень зарабатывал около 40 или 50 долларов в месяц, а на то, чтобы иметь хоть какую-то нормальную жизнь, ему нужна минимум 1000 долларов. У всех моих охранников было что-то общее. Все они находились за чертой бедности и без какой-либо дополнительной работы не выжили бы до конца месяца. В Мавритании разница между офицерами и новобранцами слишком большая. — Мы видели много людей, которые работали здесь и в итоге заняли очень высокие должности в правительстве. Ты тоже можешь достичь многого, мы уверены, — всегда говорили мне они. Они явно желали занять хорошие посты в правительстве, но лично я не верил, что работа на правительство — это правое дело. Я думаю, что желание заработать не может быть оправданием того зла, которое они совершают во благо правительства и несправедливого режима. В моих глазах они были так же виновны, как и все остальные, независимо от оправданий, которые они могут себе придумать. Тем не менее мавританские охранники, все без исключения, выразили согласие со мной и сказали, что предпочли бы не быть теми, кто должен выполнять эту работу.

Ты должен знать, дорогой читатель, что стране очень тяжело выдавать своего гражданина. Президент очень жалел, что ему нужно выдать меня. Но зачем ему тогда выдавать меня? От этого зависит, будет ли он занимать свой пост. Я понимаю, что если США задержат меня в Афганистане и переведут в Гуантанамо по какой-нибудь причине, то мое государство не за что винить, потому что это я решил поехать в Афганистан. Но похищать меня из моего собственного дома и передавать США, проигнорировав Конституцию Мавритании и международные законы, — это ненормально. Мавритания должна была попросить у США доказательства моей вины, которых у них не было, потому что я ни в чем не виноват. Но даже если бы США и предоставила бы эти доказательства, то Мавритания должна была бы судить меня по законам Мавритании, так же как Германия судит по своим законам своих граждан, подозреваемых в причастности к терактам 11 сентября. Но если США говорят: «У нас нет доказательств», то Мавритания должна ответить: «Да пошли вы!». Но нет, все работает не так. Не поймите меня неправильно. Я виню обе стороны в равной степени.

Но, как известно, верблюд садится в два шага. Легенда гласит, что однажды городской житель ехал верхом на верблюде с бедуином. Кочевник сидел перед горбом, а сзади — городской, который ухватился за спину кочевника, чтобы удержаться на животном. Когда они прибыли домой, верблюд согнул передние конечности, чтобы сесть, и кочевник от неожиданности потерял равновесие и упал на землю. Городской не мог не посмеяться над ним. Бедуин посмотрел на своего друга и сказал: «Рано радуешься, верблюд садится в два шага». И действительно, когда верблюд согнул задние конечности, чтобы занять самую удобную позу и отдохнуть, городской житель упал лицом вниз. Насколько я помню, я никогда не падал с верблюда, но тем не менее, когда я продолжил жить обычной жизнью, правительства Мавритании и США сговорились, чтобы похитить меня.

Настал день проходить тест на детекторе лжи, и команда сопровождающих в тишине провела меня в «Золотой дом». Я всегда хотел знать, куда меня ведут и зачем. Я помню, однажды команда сопровождающих отказалась говорить мне, куда мы идем. Тогда я подумал, что меня ведут на казнь[35]. Входя в комнату, где я должен был проходить тест, я ожидал увидеть огромную машину. Я рассказал своим соседям, что меня ожидает тест на детекторе лжи, и Джабир Жубран аль-Файфи[36], который когда-то был служащим в саудовской армии, сказал, что однажды проходил такой тест. Его описание теста было не очень обнадеживающим. Помимо этого за несколько дней до теста мне в руки попал египетский роман о двойном агенте из Египта, который подвергся проверке на детекторе лжи. Если бы я верил в теории заговоров, я бы сказал, что следователи специально направили ко мне библиотекаря с именно этой книгой. Но я даже не мог понять, зачем им бы это понадобилось. Напугать или воодушевить меня? В романе после долгих часов мучений египтянин одержал победу. Как мне показалось, мораль в том, что ты можешь лгать и пройти тест успешно, а можешь говорить только правду и все равно провалиться. Из книги и рассказов Джабира я представлял детектор лжи как большую машину, похожую на тренажер, на которую я залезу, и ко мне подсоединят кучу проводов. Затем меня заставят бежать и потеть, в то время как следователи рядом со мной начнут забрасывать меня вопросами и следить за моими жизненными показателями, которые покажут, говорю я правду или вру. Я ожидал много криков и угроз, как в египетском романе. Но когда я вошел в комнату, то увидел большой стол с портативным компьютером, прибором для измерения давления, большой ремень, маленький принтер, много разных проводов и всяких приборов, о которых я ничего не знаю. Мне стало легче, потому что оборудование оказалось не таким устрашающим, каким я его себе представлял. Американский гений никогда не перестанет удивлять меня: с помощью такого маленького устройства они могут решить, врешь ты или нет!

Мы все примерно понимали, как работает демократия. Другие заключенные, например, с Ближнего Востока, не верили в это и не полагались на американское правосудие. Они основывались на жестокости американских экстремистов по отношению к мусульманам и арабам. С каждым днем оптимистов становилось все меньше. Методы допроса становились все хуже и хуже, и, как вы потом увидите, люди, ответственные за Гуантанамо, нарушили все принципы, на которых основаны Соединенные Штаты. Нарушен был даже принцип Бена Франклина: «Те, кто готовы пожертвовать насущной свободой ради малой толики временной безопасности, не достойны ни свободы, ни безопасности». Все мы хотели компенсировать месяцы молчания, мы хотели сбросить с себя всю злобу и боль и слушали удивительные истории друг друга на протяжении следующих 30 дней в блоке «Оскар». Когда нас потом перевели в другой блок, многие заключенные плакали из-за того, что их разлучили со своими новыми друзьями. Я тоже плакал.

Я был счастлив каждому изменению — изменению, которое может привести к улучшению ситуации. Но я ошибся, новый самолет не был лучше. Я знал, что Куба далеко, но я не думал, что настолько, особенно учитывая высокую скорость американских самолетов. В какой-то момент я подумал, что правительство хочет взорвать самолет над Атлантическим океаном и назвать это несчастным случаем, раз уж все заключенных допросили уже по тысяче раз. Но эта сумасшедшая идея беспокоила меня меньше всего. Почему меня вообще должна беспокоить небольшая боль во время смерти, после которой я попаду в рай на милость Божью. Жить по милости Божьей лучше, чем жить по милости Соединенных Штатов.

Мы должны были стоять очень близко друг к другу. Дышать было тяжело. Нас было 34 человека, все арабы, кроме одного человека из Афганистана и одного с Мальдив[13]. Когда мы все встали в ряд, нас привязали друг к другу, обмотав наши плечи веревкой. Ее затянули так туго, что вся моя рука онемела. Нам приказали встать и повели нас в место, где эта процедура продолжилась. Мне это очень не нравилось, потому что Ибрагим постоянно наступал на мою цепь, и мне было больно. Я старался не наступать на цепь человека, идущего впереди меня. Слава богу, шли мы недолго, где-то в том же здании нас посадили друг напротив друга на длинные скамьи. Мне показалось, что скамьи образуют круг. Сначала нас одели. На мне были наушники, так что я ничего не слышал. От них очень сильно болела голова, они были такие узкие, что следующие два дня кончики ушей кровоточили. Руки были закованы передо мной и связаны цепью с ногами. Еще они надели на меня рукавицы, чтобы я не мог шевелить пальцами. Это было довольно забавно. Каждый раз, когда я пытался освободить пальцы, охранники били меня по рукам. Мы устали, люди начали стонать. Регулярно один из охранников снимал с меня наушники, чтобы прошептать какую-нибудь задевающую фразу: «Знаешь, ты не совершал никаких ошибок. Твои мама и папа совершили ее, когда произвели тебя на свет». «Тебе понравится дорога в карибский рай…» Я не отвечал на провокации, делая вид, что не понимаю, что говорит охранник. Другие заключенные рассказали мне, что они тоже подверглись таким унижениям, но им повезло больше, потому что они не знали английского.