Грядущая буря

Тайны, дающие власть и силу, интригующие тайны. Они стали её жизнью. Никакой любви, не считая лёгкого флирта в юности. Нет времени на привязанности и почти нет места дружбе. Только одно составляло её цель: найти Дракона Возрожденного. Помогать ему, наставлять его, надеясь даже управлять им.
Морейн... по крайней мере, удалось повидать мир. Суан же состарилась - пусть не телом, но духом, - заточив себя в Башне, дергая за ниточки и подталкивая мир к нужному пути. Её усилия были во благо. Время покажет, достаточно ли было этих усилий.
О своей жизни Суан не жалела. И все же в какую-то минуту, проезжая мимо солдатских шатров - на телеге, которая подскакивала на рытвинах и разбитых колеях и дребезжала, как сухие рыбные кости в пустом котелке, - она позавидовала Морейн. Часто ли Суан находила время, чтобы позволить себе выглянуть из окна и полюбоваться прекрасным зелёным пейзажем, пока он не стал болезненно тусклым? Они с Морейн отчаянно сражались ради спасения этого мира, но для себя не оставили от него ничего, чем могли бы насладиться.

– С этой системой что-то не так, Дайгиан, – словно в пустоту, промолвила Найнив.
– С испытанием? Чтобы определить достойных, представляется вполне уместным проводить какую-то проверку, и выполнение сложных плетений в стрессовой ситуации кажется мне приемлемым вариантом.
– Я не об этом, – сказала Найнив. – Я имею в виду систему, которая определяет наши взаимоотношения. Друг с другом.
Дайгиан вспыхнула. Упоминать хоть косвенно о чьем-то уровне в Силе считалось неуместным. Но что поделать, Найнив никогда не отличалась тем, что подстраивалась под чужие ожидания. Особенно когда её недооценивали.

Битва всегда бывает хаосом. Аккуратными сражения выглядят только в сказаниях и в исторических книгах, когда все лишнее отсечено и вычищено старательными руками хронистов, которым нужна лаконичность. "Захватчик одержал победу, потери составили пятьдесят три тысячи человек" или "Оборона выстояла, погибло двадцать тысяч".
Что напишут об этой битве? Все зависит от того, кто будет писать. Вряд ли станут писать о крови, впитавшейся в почву и превратившей поле в болото. Об изувеченных, пронзенных и растерзанных телах. О земле, взрытой полосами после ударов разъяренных дамани. Возможно, они запомнят цифры; по-видимому, цифры нередко важны для летописцев.

Родел Итуралде видел много полей сражений. Все они были похожи. Мёртвые тела, сваленные в кучи, точно мешки с тряпьем. Вороны, предвкушающие пир. Стоны и крики, плач и бессвязное бормотание тех, кому не повезло и пришлось дольше дожидаться смерти.
Но каждое поле битвы по-своему неповторимо. По нему можно определить ход сражения - как охотник читает следы преследуемого зверя. Неестественно ровные ряды тел - там, где на атакующую пехоту обрушились ливни стрел. Тут - разбросанные и затоптанные тела пеших воинов, столкнувшихся с тяжёлой кавалерией. В этом сражении несметное число шончан было прижато к стенам Дарлуны, где они отчаянно сражались. Чуть ли не вбиты в камень. В том месте, где кто-то из дамани пытался сбежать в город, часть стены была разрушена полностью. Сражение на улицах и среди домов обернулось бы в пользу шончан. Прорваться туда они не успели.

Как сломить одну из самых могущественных женщин в истории? Женщину, которая творила бесчисленные злодеяния в давние дни чудес, даже ещё до освобождения Темного? Заглянув в эти чёрные глаза, Кадсуане кое-что поняла. Запрет ал'Тора на причинение боли Семираг бессмыслен. Без боли её не сломить. Семираг была великой мучительницей среди Отрекшихся, её привлекали смерть и страдания.
Нет, и тогда эта женщина не поддастся, даже будь у Кадсуане разрешение прибегнуть к подобному способу. Глядя в эти глаза, Кадсуане с холодной дрожью подумала, что видит в Семираг нечто от себя самой. Возраст, изобретательность и нежелание сдаваться.
Значит, тогда остаётся вопрос к самой Кадсуане. Если бы перед ней встала такая задача, как Кадсуане сломила бы себя?

Это все, что он оставит миру? Порча очищена, но мужчин по-прежнему убивают или изгоняют за то, в чем нет их вины, с чем они ничего поделать не могут. Он привязал к себе большинство стран. Но Ранд хорошо знал, что чем туже затянуть тюк, тем сильнее хлестнет обвязка, когда перережешь верёвку. Что будет, когда он умрёт? Войны и опустошение, сравнимые с Разломом Мира? В прошлом он не сумел помочь, так как его поглотили безумие и скорбь после смерти Илиены. Удастся ли ему предотвратить нечто подобное на этот раз? Есть ли у него выбор?

– Нет, Джисао, – тихо сказал Гавин. – Нужно уметь вовремя отступить.
– Значит, мы проделали весь этот путь впустую.
– Мы проделали этот путь ради возможности, – возразил Гавин, спускаясь по обратному склону холма так, чтобы его силуэт не выделялся на фоне неба. – Сейчас я эту возможность изучил, и мы ею не воспользуемся. Только дурак потратит стрелу лишь потому, что обнаружил перед собой птицу.
– Почему бы и не потратить, коли она у тебя прямо под носом? – спросил Джисао, спускаясь вслед за Гавином.
– Иногда трофей не стоит стрелы, – сказал Гавин. – Идём.

В чем теперь её честь? Она уже не Дева, но ещё не Хранительница Мудрости. Вся её сущность была влита в те копья, её "я" было вплавлено в их сталь так же прочно, как уголь, улучшающий свойства металла. С детства она росла в уверенности, что станет Фар Дарайз Май. И конечно же, она присоединилась к Девам, едва только появилась такая возможность. Она гордилась своей жизнью и своими сёстрами по копью. Она бы служила своему клану и септу до того дня, пока не пала бы от копья, пролив последние капли своей крови - воды её жизни - на опаленную почву Трехкратной земли. Но здесь не Трехкратная земля, и она слышала, что некоторые алгай'д'сисвай сомневаются, что Айил когда-нибудь туда вернуться. Их жизнь изменилась. Авиенда же не доверяла переменам. Их нельзя отследить или пригвоздить копьем; перемены незаметнее любого разведчика и намного опаснее наемного убийцы. Нет, она всегда не доверяла переменам, хотя и принимала их. Она научится жить как Илэйн и научится думать как вождь.