Заводной апельсин

думает глупый, а умный действует по озарению, как бог на душу положит.

... в груди появляется сосущая пустота, и сам же этому ощущению удивляюсь. И вдруг я понял, что со мной, бллин, происходит. Я просто вроде как повзрослел.

-Надо же! - сказал Бугай. - Жалко, жалко. - Но мне-то видно было, как заблестели его glazzja, потому что нынче ночью будет у них главным. Власть, власть, всем нужна власть.

Мои враги – все те, кто плохо себя ведет со мной.

Великие традиции свободы требуют защиты.

Превращение нормального молодого человека в заводную игрушку не может рассматриваться как триумф правительства, каким бы оно ни было, если только оно открыто не превозносит свою жестокость.

Мотивациями мы не занимаемся, в высокую этику не вдаемся. Нам главное – сократить преступность

Как насчет выбора? – пророкотал глубокий грудной бас. То был знакомый мне голос тюремного свища. – Ведь он лишен выбора, не так ли? Только что нами виденный чудовищный акт самоуничижения его заставили совершить боязнь боли и прочие своекорыстные соображения. Явно видна была его неискренность. Он перестает быть опасным для окружающих. Но он также перестает быть существом, наделенным способностью нравственного выбора.

Наш объект парадоксально понуждается к добру своим собственным стремлением совершить зло.

Тюрьма научила его фальшивой улыбке, лицемерным ужимкам, сальной льстивой ухмылочке. Она и другим порокам обучила его, а главное – утвердила в тех, которым он предавался прежде.