Прислуга

... И как не велела ему пить кофе, а то станет чернокожим. Он сказал, что по сей день не выпил ни чашки кофе, а ведь ему уже двадцать один. Всегда приятно видеть, какие славные детки вырастают.

Удивленно смотрю на маму. Она любит употреблять старомодное слово «плантация», дабы придать некоторый лоск банальной ферме, а наш «сад» – это одна старая яблоня, на которой яблок отродясь не бывало. Ах да, еще трухлявая груша.

– Этим индейцам нельзя доверять. Вы что, не знаете, мы же отравили их кукурузные поля. Что, если они в отместку пытаются отравить вас?

Какой хрупкой и растерянной стала мама. Прежде, бывало, стоило ей вздохнуть, и в комнате сразу становилось тесно, а ныне… ее как будто стало меньше.

«Как же странно, удивительно, никто не хочет знать тебя, когда ты на мели…»

Ошарашено молчу. Может, я и не была на свидании тысячу лет, но что он себе воображает?

• Простите, вас в детстве головой об пол не роняли?

Она подросла, но оставалась по-детски пухленькой.
— Да, растет, как сорняк, — заметила Элизабет, выглядывая в окно, а я подумала, как странно все же сравнивать собственного ребенка с сорняком.

«— Вы такая… необычная. Я никогда не встречал человека, который говорил бы именно то, что думает. Во всяком случае, девушки.
— При желании я могла бы сказать гораздо больше.»

-Он из гринвудских Уитворов или из Натчеза?
-Он сын сенатора штата.
Нижняя челюсть матушки отваливается так низко, что стукает по нитке жемчуга

— Это моя работа, Скитер! Ты не хуже меня знаешь, что люди не купят ни ломтика пирога, изготовленного организацией, которая укрывает сторонников расовой интеграции!
— Хилли. — Мне нужно услышать это от нее. — А для кого же собирают деньги, продавая эти самые пироги?
— Для бедных голодающих детей Африки! — возмущенно таращит глаза она.
Жду, пока до нее дойдет ирония этих слов — она собирает деньги, чтобы помочь чернокожим по другую сторону океана, но не в своем городе.