Деревня

Начала читать, и сразу же вспомнилась повесть Лескова "Житие одной бабы". Повесть другая, но истории абсолютно идентичны: времена крепостного права и главные героини - девушки-сироты с трагическими судьбами - у Лескова - Настя, а у Григоровича - Акулина.

Мать Акулины умерла при родах, девочка по жребию(!) попала в семью Домны. Ненужная, нелюбимая, она рано познала людскую злобу, унижение, непосильный труд. Люди боятся одиночества, а вот для этого забитого ребенка, оно было почти наградой. И снова параллель с повестью Лескова - выдали замуж за нелюбимого против воли. А что дальше и так всё ясно((( Типичная история женщин-крестьянок на Руси.

Давно я не читала таких беспросветных, мрачных, безнадежных произведений. У меня сложилось впечатление, что у Григоровича все такие. "Гуттаперчивого мальчика" помню со школы. "Антона-Горемыку" дочитать так и не смогла( Вот и "Деревню" читать без слез невозможно.

Не могу рекомендовать к чтению, но это наша история - не лакированная, без пасторальных картинок. И так было(((

Игра в «Классики», тур № 6, 1-я заявка, 1 ход.

Из книг Дмитрия Григоровича можно узнать сермяжную правду о житии русского человека на Руси. Человека забитого или забивающего. Всегда бесправного. Человека тёмного, существующего по какому-то наитию, ощупью крадущегося по жизни и в редких случаях прижимающего к тощей груди кровоточащие куски человечности, любви и болезненного сочувствия. Рассказ "Деревня" - история Акульки, родившейся в "смрадной избе на скотном дворе". Её мать тут же отдала душу в надежные
божьи руки. Никто не обратил на ребёнка особого внимания, поскольку товарки сразу начали делить убогие пожитки преставившейся. Акулька досталась суровой Домне по жребию. Хотя, думается, обе стороны монетки сулили младенцу незавидную участь. "Ах, раскройся, мать сыра земля, поглоти меня, несчастную!" - строчки из русской песни, которые стоят в качестве эпиграфа к одной из глав. Но земля не столь приветлива. И Акулине придется помыкаться со своим немым горем, пока её будут бить и бранить, бранить и бить, а потом опять бить и опять бранить, попрекая редкой заплесневелой коркой хлеба. Без преувеличений. Страшный сон, в котором не понарошку живёт и страдает человек. Лишь на секунду вздрогнет Акулька, выйдет из оцепенения, когда родит своё дитя. Но недолго будет прижимать она свою Дуньку к сердцу, пытаясь передать девочке тепло любви, просочившейся из глубин заморенной души. Умрёт, умрёт Акулина, прося жестокого мужа лишь об одном: "Не бей... её... не бей... за что?" И, предчувствуя грядущие страдания, побежит пятилетняя Дунька босая по морозу за гробом своей уже окоченевшей матери.

Я не представляю, как русскому человеку удалось выбраться из беспросветного невежества и отупения, в котором он жил на протяжении веков. Для этого нужно были титанические усилия. И ведь они были сделаны.
Тем страшнее и горше наблюдать за тем, как вырвавшегося на свободу человека, вновь опутывают веригами безграмотности, беззакония и безропотности. И вновь слышится пока ещё глуховатое эхо русской пословицы - Живи, коли можется; помирай коли хочется.

Это первая книга, в которой я прочитала о «плохих» крестьянах. В моём советском детстве на уроках литературы рассказывали только о «хороших» крестьянах и «хороших» рабочих. Если в книге описывался человек богатый, то обычно подразумевалось, что он «плохой». А чем люди беднее, тем они лучше, правее, тем их жальче.

В «Деревне» у Григоровича всё иначе. С первых же строк мы наблюдаем сцену, от которой холодеет внутри. Мы оказываемся в грязной смрадной избе, где только что в родах умерла скотница. Товарки умершей, громко бранясь, делят её дырявые пожитки. До новорождённой девочки никому нет дела, и она, несомненно, последовала бы вслед за матерью, если бы кто-то в избе не сунул ей случайно попавшийся под руку рожок.

Сиротка Акулина с самого начала становится предметом всеобщей враждебности. Она - тот самый трагический герой, судьба которого предрешена уже с момента рождения. Несчастья одно за другим сыплются на её голову. Особенно достаётся от Домны – женщины, которой по воле жребия пришлось взять её к себе на воспитание.

"Добро бы своя была, добро бы родная, а то невесть по какого лешего смотришь за нею, словно от безделья".

Домна по природе своей не злая и не жестокая баба, но все жизненные неурядицы - староста ли побьёт, напьётся ли муж, дело какое не заладится - всё вымещает она на маленькой безответной девочке. Ругань, затрещины, подзатыльники, побои были обычным делом. Сама Домна считала, что в таком отношении есть добрая поучительная цель. «Для будущности пригодится», - говорила она, не замечая, что слишком пристрастно поучает Акулину, а своих детей никогда так не мутузит и не колотит.

Страсть к битью и затрещинам по мнению Григоровича присуща простому человеку. «Уж врожденная ли она или развилась чрез круговую поруку - бог её ведает: вернее, что чрез круговую поруку...» - предполагает он.
Некому заступиться за бедную Акулину. Она становится изгоем не только в собственной семье, но и во всей деревне. Это только в сказках про Золушку и Морозко бедные сиротки миловидны, хорошо воспитаны, обладают приятным нравом и запросто находят себе завидных женихов. А вот в реальной деревне в середине девятнадцатого века - совсем не так.

Забитая и нелюдимая Акулина поражает свое худобой и желтизной кожи. Все считают её глупой и никчёмной. Когда барин вдруг решает выдать девушку замуж, семья жениха приходит в ужас, опасаясь, что вся деревня от них отвернется: «кажинный чураться нас станет..весь свет осуду на нас положит за такую ахаверницу...»

Среди действующих лиц повести трудно отыскать тех, кто вызывает положительные эмоции. Крестьяне равнодушны и грубы, помещики ленивы и легкомысленны. Все как один лишены великодушия и даже простого человеческого сочувствия. Одна лишь жена управляющего проявляет бескорыстную заботу о сироте. Но усилий одного человека слишком мало.

Наверное, можно обвинить Григоровича в том, что он сгущает краски или делает из своих персонажей клише. Но как мы можем судить, не зная, какие на самом деле царили нравы в русском деревне почти двести лет назад? Мы можем только с благодарностью обращаться к таким литературным свидетельствам как повесть «Деревня» и наслаждаться красотой языка и стилем.

Одно из любимых мной мест в повести – описание зимнего деревенского вечера, когда соседки и кумушки собираются в гостях у Домны, чтобы «покалякать». Читая повесть, ясно представляешь, как женщины уселись в кружок кто на лавке, кто на полу, каждая за каким-нибудь делом с прялкою, гребнем или коклюшками, слышишь как веретёна гудят, трещит лучина и стрекочет сверчок. Сначала все сидят молча, не решаясь перекинуться словом, а потом потихоньку начинают вести диковинные разговоры и рассказывать страшные истории.

Удивительно, с какой естественностью, с какой непосредственностью передает Григорович крестьянскую речь! Особенно поражаешься этому, зная, что автор воспитывался матерью француженкой и долго говорил по-русски с акцентом.

Недавно узнала, что молодой Антон Чехов составил свой собственный табель о рангах среди писателей – современников. Григоровичу присвоено было звание действительного статского советника и в литературной иерархии он уступал только Толстому с Гончаровым.

Печальную повесть «Деревня», несомненно, можно считать жемчужиной русской литературы, несмотря на драматичный образ крестьянства, показанный в ней.

Почти через сорок лет после издания «Деревни» Гиляровский писал:

В России две напасти:
Внизу — власть тьмы,
А наверху — тьма власти

Трагически-печальная повесть Григоровича про то, что внизу - про ВЛАСТЬ ТЬМЫ.