Самое грандиозное шоу на Земле. Доказательства эволюции

Подсолнечник Helianthus annuus - североамериканское растение, в дикой природе похожее на астру или крупную маргаритку. В конце концов цветы культурного подсолнечника стали достигать размера тарелки [25] . В России был выведен гигантский подсолнечник, имеющий стебель длиной четыре-пять метров и соцветия не менее тридцати сантиметров в диаметре - почти вдесятеро больше, чем у дикого цветка. Кроме того, в отличие от дикой формы, каждое растение несет только один крупный цветок, а не множество мелких. Русские, кстати, начали выращивать это заморское растение по религиозным причинам. Во время Великого поста православная церковь запрещала использовать масло при приготовлении пищи. К счастью, по некоторым причинам (не очень понятным мне, недостаточно знакомому с теологическими тонкостями) подсолнечное масло под запрет не попадало [26] . Это обеспечило экономические предпосылки для выведения подсолнечника в его нынешнем виде.

Природа не добра и не зла, она не поощряет страдание и не пресекает его. Природу вообще не интересуют страдания, если они не влияют на выживание ДНК. Предположим, появился ген, который успокаивает газель в момент смертельного укуса. Будет ли естественный отбор благосклонен к этому гену? Нет, если только шансы газели оставить потомство за счет такого «спокойного» поведения не увеличатся. Но трудно представить, как этот вариант может реализоваться, поэтому, скорее всего, газель будет переживать страдания во время укуса, будет бежать от них как можно быстрее, хотя в итоге преследователь получит свое. Общий объем страданий в природе далеко превышает все добропорядочные представления.

С точки зрения бражника, продуцирующие нектар цветы — это послушные, продуктивные дойные коровы. С точки зрения цветка, бражники — это доступный и надежный транспорт, перевозящий пыльцу не хуже почтовых голубей или курьеров из «Федэкса». Про каждую из сторон сделки можно сказать, что одна одомашнила другую, отбирая особи так, чтобы они лучше своих предшественников выполняли свою работу. По большому счету, селекционеры-люди оказали на цветы такое же влияние, как и селекционеры-насекомые — только слегка более наглядное. Насекомые «разводили» растения так, чтобы они были яркими и красивыми. Садовники сделали их еще ярче и красивее. Насекомые придали розам легкий, приятный запах. Мы присоединились позднее и еще усилили его. Кстати, то, что бабочкам и людям нравятся одни и те же запахи — счастливое совпадение. Цветы, использующие в качестве опылителей мясных мух или жуков-могильщиков (например «вонючий Бен» Trillium erectus или аморфофаллус Amorphophallus titanum), часто имеют запах, кажущийся нам отвратительным, поскольку подражают запаху разлагающегося мяса. Полагаю, что наши селекционеры не работали над усилением запаха этих цветов.

Мой коллега доктор Джон Эндлер, недавно переехавший из Северной Америки в Эксетер, рассказал мне замечательную, хоть и невеселую, историю. Эндлер, будучи в Америке, летел внутренним рейсом, и попутчик спросил его, чем он занимается. Эндлер ответил, что он — профессор биологии, изучает популяции диких гуппи Тринидада. Пассажир заинтересовался и принялся расспрашивать Эндлера. Восхищенный элегантностью теории, на которой, очевидно, основывались эксперименты, попутчик спросил Эндлера, что это за теория и кто ее автор. Тогда-то Эндлер и обрушил на голову собеседнику взрывоопасную информацию: «Это дарвиновская теория эволюции путем естественного отбора». Вдруг поведение собеседника совершенно изменилось. Он побагровел, резко отвернулся и прекратил всякое общение, отказавшись от продолжения прекрасной беседы. Воистину прекрасной: Эндлер рассказал мне, что перед этим конфузом сосед «задал несколько отличных вопросов, указывающих на то, что он с удовольствием и пониманием участвовал в беседе. Поистине горько».