Жалобная книга

Я, стыдно сказать, совсем не маньяк. Более безопасного занятия, чем отправиться ночью ко мне в гости, выдумать невозможно.

Я, - напоминает мой гостеприимный хозяин, - не маньяк. Настолько не маньяк, что самому тошно. Но уж какой есть. Мой примитивный ум не терпит намеков и недомолвок. Когда я говорю: “спать”, это и значит: “спать”. Никаких дополнительных процедур. Когда я решусь выступить в роли коварного соблазнителя, я тебе честно об этом скажу. Заранее. Договорились?

– Какое же ты дерьмо, – говорит. – Изумительное, нечеловеческое дерьмо… Или нет. Еще хуже. Самое обыкновенное дерьмо, ничего выдающегося. Такого вокруг полным-полно.

мы почти невольно прильнули друг к другу: греться. В северных странах любовь приобретает особый, практический смысл, что да, то да.

моя Москва -лоскутное одеяло; некоторые фрагменты этого города исследованы мною более-менее тщательно, некоторые мне удавалось увидеть мельком, на бегу, - вполне достаточно, чтобы убедиться в их существовании, но и только. А некоторые до сих пор зияют ослепительно белыми пятнами прорех в моем образовании. Только на карте и видел.
А схемам-картинкам веры нет. Мало ли что на бумаге нарисовано?

Другое дело, что злобных, невидимых, прожорливых тварей, обитателей душевных глубин, следует держать в цепях и намордниках, чтобы шклрхнуться не могли, не то что боль причинить.

Был бы по-настоящему тактичным человеком, постарался бы не казаться таким хорошим.

Возможно, именно дурацкие-то и следует исполнять в первую очередь. Если можете осуществить чужую мечту, непременно потрудитесь, выньте да подайте на подносе с соответствующей подливкой и непременной добавкой, чтобы закрыть вопрос раз и навсегда. Иначе неосуществленное желание повиснет на загривке, как тощая пиявка. Сколько их нужно, этих неутомимых кровососущих, чтобы выпотрошить одну добротную человекотушу? Пару десятков? Сотня?

Свой небесный свод каждый чинит в одиночку.

Пробую на вкус настроение, да уж, умри — лучше не скажешь.