
Драматургия
Julia_cherry
- 1 100 книг

Ваша оценка
Ваша оценка
Ох, везет мне в последнее время на первые рецензии.
Ну что же приступим. Что женщина ставит на первое место - рай с любимым в шалаше, или шляпки, рюшики, богемная жизнь, подарочки и т. д., но за которые нужно заплатить соответственно.
Что лучше верный и преданный мужчина, который имеет свои идеалы и мечты, и не всегда думает о ребенке и жене. Или сонм мужчин, с которыми легко и понятно.
Если она хотела яркой жизни зачем пошла за Жюльеном, зачем пообещала. Решила ухватить синицу. Но если совсем его не любила, неужели не понимала что из этого ничего не выйдет.
Я сама отношусь к однолюбам. Так вышло что у моей мамы было много ухажеров и она об этом рассказывала мне. Одних она сама отшивала, кто-то погиб. Потом появился мой папа. Но еще в то время я пообещала что моя первая любовь станет и последней. (почти так и вышло, если не считать школьное наваждение).
И совсем непонятно, зачем было заводить ребенка, в их случаем именно заводить.
Жюльен тоже хорош. Создал семью. И вот война. Мама посмотри за ними, пока я пойду повоюю. Как? Где мужская ответственность?
Очень неоднозначная пьеса, но бессмертная. Ибо будут меняться только города и имена героев, а вот сюжет останется прежним.
Пришла как-то к нам на работу новый бухгалтер, переехали с мужем из другого города, дочка уже ходила в школу. Построили квартиру в кредит. Свекровь в ней души не чаяла. И вот поехала летом с дочкой в Одессу, и там влюбилась. Бросила мужа, забрала дочку и укатила. Что это? И муж был не чета Жюльену.
Поэтому тема вечная как мир. А вы уже сами решайте кто прав, кто виноват.
Для меня Жюльен не мужчина, но и Коломба не настоящая женщина.

Вы считаете, что эгоистка — это я? Настоящие эгоисты вовсе не те, что изо дня в день выискивают и копят свои маленькие радости. Такие не опасны, они не требуют больше того, что отдают сами. Они знают, что мимолетная ласка, брошенное на ходу «доброе утро» — ты мне, а я тебе, — и оба мы доставляем друг другу радость, знаем, чего все это стоит, и мы расходимся каждый в свою сторону, возвращаемся к своей будничной муравьиной жизни, чтобы продолжать существование один на один со своими потрохами, единственным, что действительно принадлежит нам. Опасны другие — те, что мешают нормальному ходу жизни, те, что хотят навязать нам свои потроха… Они вспарывают себе живот, роются в ране и открывают ее всему свету, а это противно! И чем больнее, тем им приятнее, они хватают свои потроха целыми пригоршнями, они безумно страдают, лишь бы всучить их нам, хотим мы этого или нет. А мы вязнем, задыхаемся в их потрохах… Совсем как птенцы пеликана. Никто от вас этого не требует. Мы не голодны!

Жюльен. Тогда почему же, почему? Ни за что мне этого не понять. Ведь уехал я сравнительно недавно. Ведь не война же это, в самом деле, когда женщина уже не в силах выдержать одиночества и сама не знает, как и почему в один прекрасный день уступает первому встречному мужчине… Тебя ведь ничто не вынуждало… Очевидно, ты любишь Армана больше меня?
Коломба. Нет, козлик.
Жюльен (смиренно). Но все же одинаково со мной?
Коломба. Что же я, по-твоему, сравниваю? Странный народ вы, мужчины. Будто только это одно и важно. Просто маньяки какие-то. Не могла же я в самом деле повсюду ходить с Арманом, позволить ему ухаживать за собой, возиться со мной целыми днями, а потом сказать ему «нет»? Надо, дружок, попытаться понять и это!
Жюльен (страдальчески кричит). Но я пытаюсь! Все время только и пытаюсь…
Коломба. Нет, надо попытаться понять, как мы понимаем, а не обязательно по-своему!

Хочешь, я скажу тебе все? С тех пор как ты уехал, я счастлива. Я просыпаюсь, светит солнце, я открываю ставни, и на улице впервые в жизни нет никаких трагедий. Плетельщик соломенных стульев, тот, что на углу Лионского банка, кричит мне: «Доброе утро, красавица! Я тебя обожаю!» Я ему говорю: «Доброе утро!» — и весь день не испорчен драмой за то, что я позволила себе ему ответить. И когда звонит почтальон, я открываю ему в ночной сорочке, и тоже никаких драм не следует. И вообрази, вовсе я не падшая женщина, просто я молоденькая женщина, а он почтальон. И мы довольны друг другом: он тем, что я в ночной сорочке, а я тем, что нравлюсь ему в этой сорочке. И он уходит веселый такой, потому что воображает, будто что-то видел, и то, что он видел, нравится ему больше, чем стаканчик вина, а я радуюсь своей красоте, впервые не стыжусь ее, — и, убирая квартиру в ночной сорочке, пританцовываю. Потом раздеваюсь донага и моюсь в кухоньке, при открытом окне. И пускай себе господин, живущий напротив, хватается за бинокль — просто господь бог посылает нам обоим радость; и вовсе от этого я не становлюсь грешницей и не обязана по два часа реветь с тобой и тебя утешать. Эх, бедный мой козлик, разумеется, этого ты никогда не поймешь, но если бы ты только знал, как легка без тебя жизнь! Как прекрасно стать наконец самой собой, такой, какой тебя сотворил бог!












Другие издания

