Куколка

По сравнению с XVIII веком человечество во многих отношениях ушло далеко вперед, и все же в решении краеугольного простого вопроса шейкеров – какая же мораль оправдывает вопиющую несправедливость и неравенство в человеческом обществе – мы не продвинулись ни на шаг. В первую очередь потому, что мы совершили очень серьезный грех: изменили отношение к понятию "посредственность", которое, в сущности, означало разумную и достойную умеренность. Достаточно проследить как мы (по мере самоутверждения индивидуализма) перетолковывали и унижали само слово "посредственность", пока оно не приобрело нынешнее значение. Это плата, которую природа украдкой востребовала с людей XX века за осознание ими своего "я" – одержимость своим "я", ставшим чем-то вроде "дара данайцев". Если биологический вид на своем жизненном пространстве не в меру разрастается, он не может приветствовать не в меру страстную тягу отдельной особи к излишеству, невоздержанности. Когда переизбыточность приравнивается к преуспеянию, обществу грозит суд пострашнее Страшного.
Я давно пришел к выводу, что всякая государственная религия – идеальный пример формы, которая создана для уже не существующих условий. Если спросить меня, каким явлением жизни для блага настоящего и будущего лучше было бы пожертвовать, что следует выбросить на свалку истории, я без колебаний отвечу: все государственные религии. Я ни в коем случае не отрицаю их былой значимости. И тем более не зачеркиваю (да и кто из писателей стал бы?) тот начальный этап или момент в истории каждой религии, в какое бы дикое мракобесие оно потом ни выродилось, – тот миг, когда стало ясно, что прежний, негодный уже остов пора уничтожать или по крайней мере приспособить к новой среде. Но сегодня мы сделались такими искушенными, что уже и не меняемся; мы слишком эгоистичны и слишком многочисленны, слишком закабалены, по выражению шейкеров, "порождением нечистого", многовластным "я", слишком равнодушны ко всему, кроме себя, слишком напуганы.