Годы странствий

<...>Уходят дни. Когда я был мальчишкой, я думал, что дни не исчезают бесследно, а уходят куда-то и там живут своей постоянной, неизменной жизнью. (Помолчав.) Куда уходят дни, сержант?

• А куда им уходить? Они тут, при нас. Хорошо прожитый день и после нашей смерти жив остается. (Помолчав.)

Говоря откровенно, умереть не хотелось бы. И потом, очень маму будет жалко, она почему-то ждет, что я прославлюсь. Все еще ждет. Знаешь, мамы такой странный народ...

Я была в него влюблена, но он уехал в Самарканд. Умные мужчины всегда недогадливы.

Хотел жениться, да совесть не позволила.

Перед собой надо ставить крупные задачи. А скромность неудачникам, она их здорово украшает.

У меня, Галина Сергеевна, мама страшная фантазерка. Решила, что я обязательно должен стать выдающимся деятелем медицины, этаким советским Мечниковым, что ли. А талантов у меня к тому решительно никаких. Но и маму, знаете, огорчать не хочется.

...я мечтаю о любви, которая ни за что ни про что сваливается на голову. Тебя полюбили, а ты рот разинул и диву даешься – за что?

За что, по-вашему, можно полюбить? По-моему, за талант. Это самое красивое, что есть в человеке. Я любила его талант, пожалуй, больше, чем его самого.

Он жил какой-то странной, единоличной жизнью...в душевном смысле. Ничего не давал и брать не хотел тоже. Последнее было особенно обидным... и я ушла. Как видите, он не очень огорчился. Впрочем, совесть у него все-таки есть, и если бы он понял всю меру своего эгоизма, то еще застрелился бы, пожалуй. Вот почему он никогда не позволит себе этого понять.

Но хороший тон не позволяет быть чересчур признательным.