Леопард с вершины Килиманджаро

Этому человеку можно все – сводить меня с ума, заключать меня в каменный мешок проклятого Егерхауэна, потому что она любила меня и ждала – и теперь она имеет право на всего меня.

Обидчивость с незапамятных времен отличала людей с низким интеллектом.

Никто из них не мог представить себе, как это жить нелюбимой…

Атласная куртка, или блуза, или жакет – бог их знает, женщин, как они это называли...

Пусть будет мне плохо. Мне и так плохо. И хуже — настолько трудно, что даже любопытно: а как это — еще хуже?

Вероятно, в детстве очень легко сказать самому себе: так нужно. Когда люди становятся взрослыми, у них очень много остается от этого детского «так нужно».

Но сейчас она сидела, поджав озябшие ноги, и, как это бывает в сказочную пору – в девятнадцать лет, ей казалось, что для нее все на свете решительно кончено.

Впору было зареветь, но она с детства считала, что слезы на некрасивом лице – зрелище непотребное. Даже если на тебя глядит всего лишь неодушевленное создание – до смерти надоевший морской змей.
Пришлось сдержаться

– Девушка, пойдете к нам в Голубой отряд?
Чужие лица дружно и одинаково улыбались – как аполины.
И все кругом засмеялись.
Варвара засунула руки в карманы, оттопырила нижнюю губу.
– Боюсь, что нет, – проговорила она с расстановкой, – ведь если я обреюсь, как вы, то буду выглядеть со своими усами чересчур экстравагантно.
– Кобра, – с отчетливым уважением произнес у нее за спиной голос Сусанина.

Она потыркала кулачком слежавшуюся подушку, вытянулась на прохладных простынях, пробормотала невесть откуда взявшееся: "На новом месте приснись жених невесте" – и заснула.
Приснился птеродактиль.