Таверна «Ямайка»

вы говорите искренне и у вас честное лицо

Гарри-разносчик живой не украшает мир, а мертвый он по крайней мере кормил бы червей.

— Гораздо лучше съесть рождественский обед со мной. Я не могу предложить вам индейку, но всегда можно поживиться гусем у старого фермера Такетта в Норт-Хилле. Он совсем ослеп и ничего не заметит.

Теперь Мэри одна; она опутана сетями жестокости и преступления, живет под кровом, который ненавидит, среди людей, которых презирает; она идет через бесплодную, недружелюбную пустошь на встречу с конокрадом и человекоубийцей. В это Рождество она не станет молиться Богу.

There's a piece of cheese in the cupboard behind you. Will you eat the half of it? There's maggots in it, but they won't hurt you.

"My uncle is a very peculiar man."

"He is indeed. In fact, he's so damned peculiar that half the people in the countryside won't sleep easy in their beds until he's been hanged <...>."

Она сама не знала, что в нем ее влечет, руки, кожа или улыбка, но что-то в ней откликалось на него. Одна только мысль о нем и раздражала и волновала в одно и то же время. Эти мысли постоянно донимали ее, не оставляли в покое. Она знала, что должна увидеться с ним снова.

И снова она ощутила, как унизительно родиться женщиной, когда все считают само собой разумеющимся, что при малейщем испытании ты должна сломаться и духовно, и физически.

Невозможно здесь жить, подумала Мэри, оставаясь при этом как все люди. Даже дети должны здесь рождаться скрюченные, как почерневшие кусты ракитника, согнутые ветром, который дует здесь всегда, с востока и с запада, с севера и с юга. Их души тоже должны быть скрюченными, а мысли — злобными, потому что этим людям приходится жить среди болот и гранита, жесткого вереска и осыпающегося камня.

Болота теряют всю свою значительность, когда по ним не нужно идти.