Terra incognita

Владимир Набоков

<p>Из-за предательства одного из участников, экспедиция гибнет в неисследованной области тропической страны.</p>

Рейтинг LiveLib

4,0

52 оценки

5
35%
4
48%
3
13%
2
4%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 69Хотят прочитать 13

Рецензии

Аноним21 февраля 2025 г.
Воображение
Совсем короткий рассказ Набокова, написанный им в Париже. Рассказчик, его друг и еще один сопровождающий пытаются пересечь некую тропическую страну Зонраки. У рассказчика развивается жестокая лихорадка, он не может идти. Его преследуют галлюцинации, то и дело в окружающей среде проступают то шкаф, то стена. Друг и сопровождающий в пылу ссоры убивают друг друга, а рассказчик не может подняться, жизнь по капле уходит из него. Намереваясь записать что-то, он шарит по одеялу в поисках записной книжки.
Читатель пытается понять, что реально, а что рисует воображение рассказчика. В тропическом лесу он или в собственной спальне? Мозг человека устроен таким образом, что способен менять действительность, сообразуясь с необходимостью облегчить страдания или уклониться от правды. Так что же пытается вытеснить из реальности сознание рассказчика - последние страдания прикованного к постели больного или внезапно заболевшего искателя приключений в расцвете лет? Успел ли рассказчик записать этот рассказ перед смертью или он написал его после чудесного спасения и выздоровления? Ответы находятся внутри читателя.
С другой стороны, этот рассказ о том, что любое искусство искусственно - писатель может создавать любые миры, какие только сможет себе представить, а читатель готов следовать за воображением автора и воспринимать эти миры как реальные.
Читать далее
18
183
Аноним1 апреля 2023 г.
"El sueño de la razón produce monstruos"
"Сон разума рождает чудовищ" — первое, что приходит на ум во время чтения этого небольшого рассказа. К слову, эта испанская поговорка получила широкую известность благодаря испанскому же художнику и гравёру Франсиско де Гойя — так названа самая известная из его гравюр (офорт №43), входящих в серию "Капричос". Художник сопроводил свой рисунок следующим пояснением:

Когда разум спит, фантазия в сонных грёзах порождает чудовищ, но в сочетании с разумом фантазия становится матерью искусства и всех его чудесных творений.
Повествование ведётся от первого лица и, как это часто бывает у Набокова, мы имеем дело с ненадёжным рассказчиком. Его ненадёжность объясняется ещё и тем, что рассказчик болен, и не просто болен, а находится на грани жизни и смерти. Поэтому выяснить, с чем мы имеем дело — то ли это игра фантазии, то ли плод галлюцинации рассказчика, то ли пересказ его сна — не представляется возможным. Думаю, каждый волен трактовать прочитанное по-своему. Скорее всего, опытный мистификатор Набоков этого и добивался.
Где-то далеко, в дикой, ещё никем не исследованной местности, где не ступала нога белого человека, движется небольшой отряд: трое европейцев и восемь туземцев-носильщиков. Утомлённые путники направляются к холмам Гурано, оставив позади таинственную страну Зонраки.
Не ищите эту страну на карте — её там нет. Это выдуманная страна, как и многие другие названия, встречающиеся в этом рассказе. Например, напиток "вонго", порфироносное дерево, чернолистая лимия, растение Valeria mirifica и наверняка что-то ещё.
В конце концов туземцы сбежали, прихватив с собой всё снаряжение европейцев — палатку, складную лодку, съестные припасы и коллекцию найденных артефактов. Трое европейцев остались совершенно одни на этой неизвестной земле — terra incognita. В этом диком чужом краю опасность подстерегает их на каждом шагу, и они не знают, удастся ли им выбраться.
Герой по имени Вальер, он же рассказчик, подхватил местную тропическую лихорадку и потому пребывает в состоянии горячечного полубреда. Находясь под действием хинина, он с трудом может отличить реальность от галлюцинаций.
Значительная часть этого небольшого рассказа отводится как раз описанию этих самых галлюцинаций, а также фантастическому ландшафту местности, куда привела наших героев неуёмная жажда приключений. И это очень красиво, достоверно и объёмно! Автору удаётся добиться того, что принято называть "эффектом присутствия".

Томная жара, бархатная жара. Душно пахли перламутровые, похожие на грозди мыльных пузырей, соцветья Valeria mirifica, перекинутые через высохшее узкое русло, по которому мы с шелестом шли. Ветви порфироносного дерева, ветви чернолистой лимии сплетались над нашими головами, образуя туннель, там и сям прорезанный дымным лучом; наверху, в растительной гуще, среди каких-то ярких свешивающихся локонов и причудливых темных клубьев, щелкали и клокотали седые как лунь обезьянки, и мелькала подобно бенгальскому огню птица-комета, кричавшая пронзительным голоском.
Где происходили эти события, происходили ли они на самом деле, и удалось ли рассказчику выбраться из этой передряги? Наверное, удалось, судя по тому, что он рассказал нам эту историю. А может, это его дневниковые записи, которые случайно попали в чьи-то руки? Или это был просто сон? Сон разума, рождающий чудовищ...

Читать далее
11
178

Все рецензии

Цитаты

Аноним4 сентября 2024 г.
...я понял, что назойливая комната – фальсификация, ибо все, что за смертью, есть в лучшем случае фальсификация, наспех склеенное подобие жизни, меблированные комнаты небытия.
5
33
Аноним1 октября 2025 г.
...так вот, в эти последние минуты на меня нашло полное прояснение, — я понял, что все происходящее вокруг меня вовсе не игра воспаленного воображения, вовсе не вуаль бреда, сквозь которую нежелательными просветами пробивается моя будто бы настоящая жизнь в далекой европейской столице, — обои, кресло, стакан с лимонадом, — я понял, что назойливая комната, — фальсификация, ибо все, что за смертью, есть в лучшем случае фальсификация, наспех склеенное подобие жизни, меблированные комнаты небытия. Я понял, что подлинное — вот оно: вот это дивное и страшное тропическое небо, эти блистательные сабли камышей, этот пар над ними, и толстогубые цветы, льнущие к плоскому островку, где рядом со мной лежат два сцепившихся трупа. И поняв это, я нашел в себе силы подползти к ним, вытащить нож из спины Грегсона, моего вождя, моего товарища. Он был мертв, он был совсем мертв, и все баночки в его карманах были разбиты, раздавлены. Мертв был и Кук, из его рта вылезал чернильно-синий язык. Я разжал пальцы Грегсона, я, обливаясь потом, перевернул его тело, — губы были полуоткрыты и в крови, лицо, уже твердое с виду, казалось плохо выбритым, голубые белки сквозили между век. В последний раз я видел все это ясно, воочию, с печатью подлинности на всем, видел их ободранные колени, цветных мух, вьющихся над ними, самок этих мух, уже примеряющихся к яйцекладке. Неуклюже орудуя ослабевшими руками, я вынул из грудного карманчика моей рубашки толстую записную книжку, — но тут меня охватила слабость, я сел, я поник головой... и все-таки превозмог этот нетерпеливый туман смерти и огляделся. Синева, зной, одиночество, — и как мне жаль было Грегсона, который никогда не вернется домой, — я даже вспомнил его жену и старуху-кухарку, и попугаев, и еще многое... а затем я подумал о наших открытиях, о драгоценных находках, о редких, еще не описанных растениях и тварях, которым уже не мы дадим названия. Я был один. Туманнее сверкали камыши, бледнее пылало небо. Я последил глазами за восхитительным жучком, который полз по камню, но у меня уже не было сил его поймать. Все линяло кругом, обнажая декорации смерти, — правдоподобную мебель и четыре стены. Последним моим движением было раскрыть сырую от пота книжку, — надо было кое-что записать непременно, — увы, она выскользнула у меня из рук, я пошарил по одеялу, — но ее уже не было.
Читать далее
1
12