Искупление

Будут и другие вечера, но, чтобы наслаждаться ими, нужно оказаться в другом месте.

Однако в том, как переживала свое несчастье младшая сестра, была и значительная доля самостоятельности.

Каким искушением было придать всему волшебно-драматический поворот, взглянуть на то, чему она оказалась свидетельницей, как на живую картинку, разыгранную для нее одной, как на окутанную тайной поучительную сценку! Но она прекрасно понимала, что, не окажись она там, где оказалась, все произошло бы и без нее, поскольку это была не ее пьеса.

Волшебство заключалось в моменте, предшествовавшем движению, когда мысленный посыл превращался в действие.

Домашняя же отсидка, уютная, хоть и тоскливая, была не такой уж неприятной формой самоистязания в ожидании чего-то радостного; если она уедет, может произойти что-нибудь плохое или, того хуже, хорошее – событие, которое она не может позволить себе пропустить.

– Как можно ненавидеть пьесы?
– Они просто повод, чтобы покрасоваться, – объяснил Пьерро и пожал плечами в знак того, что это очевидно.

Невинная страсть, с которой Брайони готовила свой проект – афиши, билеты, касса, – делала ее особенно уязвимой перед возможностью провала.

Насилие и разрушение являлись, по ее представлениям, проявлениями хаоса, в ее натуре отсутствовала жестокость.

Брайони была из тех детей, что одержимы желанием видеть мир упорядоченным. Если комната ее старшей сестры представляла собой сущий бедлам, где были беспорядочно навалены неразрезанные книги, нераспакованные вещи, постель никогда не заправлялась, а окурки из пепельниц не выбрасывались, то комната Брайони являлась храмом божества порядка.

Еще чуть-чуть, и он был бы неотразим. Но этого «чуть-чуть» ему и не хватало<...>