
Герой произведения - священник.
biljary
- 288 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Александр Куприн в своей "Анафеме" очень точно подчеркнул главную причину отторжения главным героем этого действа, которая заключается в словах отца диакона Олимпия: " Душа не терпит. Верую истинно, по символу веры, во Христа и в апостольскую церковь. Но злобы не приемлю". Так вот оно что. Вот почему меня так корёжит во время этого Чина... Истинно, так, Душа не терпит. И злобы не приемлет... Поступок отца диакона, который по сути является тем самым классическим "маленьким человеком" и не воспринимается окружающими как и незабвенный герой гоголевской "Шинели" за человека в одно мгновение обретает подлинное величие... провозгласив здравицу, тому, кого Синод обрёк на анафему... Находясь под впечатлением произведения Льва Николаевича Толстого отец Олимпий сознаёт, что подобное мог написать только настоящий христианин, истинный последователь Христа... И возглашать такому человеку анафему не подобает... И с клироса, звонкими ангельскими голосами грянуло "Многая лета"... Величие духовного подвига отца Олимпия подчёркивает мощный финал "Анафемы": " А он пошел дальше, необъятно огромный, черный и величественный, как монумент". .. Прекрасная история... История о том, как "маленький человек" стал великим...

В прозу Куприна я влюбилась ещё в школе. И вовсе не благодаря «Гранатовому браслету», который школьная программа с завидным упорством запихивала в наши головы. Нет. Мне случайно попал в руки роман «Юнкера». Это была любовь с первого предложения и на всю оставшуюся жизнь. После этого я читала у Куприна всё, что попадало мне в руки (а при наличии в домашней библиотеке собрания сочинений Александра Ивановича, попадало мне в руки много). Естественно, я была уверена, что прочитала у Куприна всё, что когда-либо было опубликовано. Ан нет! Один рассказик проскочил мимо меня. Уж не знаю как ему это удалось.
Рассказик маленький, всего шесть восемь. Но, как это всегда бывает у Куприна, в эти шесть страниц уместилась целая жизнь.
Сюжет очень прост. Протодьякон Олимпий, обладатель незаурядных вокальных данных и любимец всего города, ночь на пролёт читает повесть Толстого. Произведение просто очаровывает его. Он смеётся, плачет, переживает и мечтает оказаться на месте героев повести. И пребывает под впечатлением прочитанного, являясь на службу в храме, где к ужасу своему узнаёт, что должен огласить анафему «болярину Льву Толстому». И это сейчас, когда в голове ещё живут образы из прочитанной ночью книги, а перед глазами всплывают строчки из неё (отец Олимпий обладает исключительной памятью, позволяющей запоминать сложнейшие тексты с первого прочтения). На такое дьякон не способен. И вместо анафемы он поёт «многая лета», снимает себя парчёвые одежды и уходит из храма с твёрдым намерением сложить с себя сан.
Вроде бы всё просто и читатель видит перед собой небольшой, всего в несколько часов, эпизод из жизни протодьякона уездного города. Но…пара предложений в описании героев, пара фраз из диалога дьякона и его жены, и перед глазами разворачивается целая жизнь человека. Прошлое, настоящее, будущее, все уместилось в восемь страниц текста. И если с прошлым и настоящим всё ясно, то будущее….будущее ещё можно придумать самому. Автор любезно оставляет читателю как минимум два варианта. И этот открытый финал, он особенно хорош. Обожаю Александра Ивановича.

Я не сильно воцерковленный христианин, но в силу разных причин, время от времени участвую в богослужениях. Свадьбы, крестины, похороны, Пасха, Рождество и Вербное воскресенье, приложиться к чудотворной иконе и мощам и просто свечку поставить - джентльменский набор любого порядочного и не ортодоксального христианина. Как в православных храмах, так и в католических. И слушая службы на русском, белорусском и польском языках, я уже примерно знаю из чего они состоят, что за чем следует. Поэтому присутствующий в рассказе чин анафематствования вызвал у меня неподдельный интерес, поскольку я и его ни разу не слышал и об нем прочитал впервые. Рассказ сподвиг меня обратиться к википедии. Да, в статье много интересного и прикольного. Есть расхождения с Куприным по форме этого чина , исходя из года написания. И чин этот , как оказалось, отменили в России с 1919 года, и я догадываюсь почему, хотя в зарубежной Православной церкви он присутствует.
Теперь о рассказе. Главный герой - дьякон, дьяконица и клир - в эпизодах. Вот как описывает автор героя и его жену:
"Кого-то он мне напоминает", - подумал я, как Петя Пяточкин, увидевший рыжего слоника в известном мультике) Но это так , к слову.
Дьякон проводит службу и во время чтения этого самого чина, ему подносят записку о включении в этот чин преданного анафеме незадолго до этого Льва Толстого, книгу которого он запоем читал перед этим:
Вот оно как! Не просто отвергающего, а бл@дословно! Слово то какое сочное и звучное!
Ну а что произошло дальше? А вот почитайте этот искрометный и замечательный рассказ. Отдельное спасибо чтецу Вячеславу Герасимову! Вот это -высший пилотаж. Одно дело -прочитать рассказ, другое - пропеть половину его, словно с клироса. Восторг, да и только! Очень рекомендую)
P.S. Да, и подскажите, что за повесть читал дьякон? "Хаджи Мурат" что ли?

На один момент ему казалось, что он упадет в обморок. Но он справился. И, напрягая всю мощь своего громадного голоса, он начал торжественно:
– Земной нашей радости, украшению и цвету жизни, воистину Христа соратнику и слуге, болярину Льву Толстому…
Он замолчал на секунду. А в переполненной народом церкви в это время не раздавалось ни кашля, ни шепота, ни шарканья ног. Был тот ужасный момент тишины, когда многосотенная толпа молчит, подчиняясь одной воле, охваченная одним чувством. И вот глаза протодьякона наполнились слезами и сразу покраснели, и лицо его на момент сделалось столь прекрасным, как прекрасным может быть человеческое лицо в экстазе вдохновения. Он еще раз откашлянулся, попробовал мысленно переход в два полутона и вдруг, наполнив своим сверхъестественным голосом громадный собор, заревел:
– …Многая ле-е-е-та-а-а-а.
И вместо того чтобы по обряду анафемствования опустить свечу вниз, он высоко поднял ее вверх.


















Другие издания


