Dracula

Можно ли описать то, что мы увидели? На постели лежали две женщины – Люси и, чуть подальше, ее мать, накрытая белой простыней. Сквозняк, ворвавшийся в разбитое окно, откинул край простыни, открыв нашим взорам бледное, искаженное страхом лицо. На не менее бледном лице Люси запечатлелось еще более жуткое выражение. Цветы, которые она должна была носить вокруг шеи, я увидел на груди ее матери, на шее у девушки – две маленькие ранки, которые мы замечали и раньше, теперь их края были очень белы и искромсаны.

Я вернулась в свою комнату, к маме. Не могу ее оставить, служанок кто-то опоил наркотиком, я одна. Одна с умершей мамой! Из дома выйти не решаюсь – сквозь разбитое окно слышу глухой вой волка. В воздухе кружатся мошки, вспыхивают неясные голубые огоньки. Что мне делать? Господи, защити меня! Спрячу эту бумагу у себя на груди, ее найдут, когда будут прибирать меня к похоронам. Мама умерла! Теперь моя очередь. Прощай, дорогой Артур, если я не переживу эту ночь. Да хранит тебя Бог, мой дорогой, да поможет Он мне!

Пока он говорил, Люси рассматривала цветы, потом понюхала их и с гримасой отвращения отбросила:
– Ах, профессор, вы, наверное, подшучиваете надо мной, ведь это обычный чеснок !
Профессор запер все окна, потом, взяв горсть цветов, натер ими оконные переплеты, гарантировав тем самым чесночный запах любому дуновению в щели. Затем то же самое проделал с дверным косяком и камином. Все это казалось мне нелепым, и я сказал ему:
– Конечно, профессор, знаю, что вы ничего не делаете зря, но сейчас ваши действия озадачили меня. Скептик предположил бы, что вы занимаетесь изгнанием нечистой силы.
– Вполне возможно! – ответил он и начал плести венок для Люси.

. У постели сидел Ван Хелсинг и внимательно смотрел на нее. Бархотка вновь прикрывала красные метки. Я шепотом спросил профессора:
– Что вы думаете об этих точках?
– А вы что думаете?
– Да я их толком и не разглядел, – ответил я и сдвинул бархотку.
Прямо над веной виднелись два точечных отверстия нездорового вида: не воспаленные, но с бледными, как будто натертыми краями. Мне пришло в голову, что эти ранки – источник потери крови, но я отбросил эту мысль как невероятную. Судя по бледности хоть на минуту покинешь ее и с нею что-то случится, едва ли ты сможешь потом спокойно спать!

Он рассказал мне о Вас и о том, что скоро Вы станете его женой.  Да благословит Господь ваш союз! По мнению нашего доктора, мистер Харкер пережил какое-то ужасное потрясение, во время болезни его преследовали кошмары, он бредил волками, ядом, кровью, призраками и демонами; боюсь даже сказать, чем ещё. Будьте внимательны: ничто не должно его тревожить. Для выздоровления нужно время, последствия такой болезни могут ещё долго сказываться. Мы бы написали уже давно, но ничего не знали о его друзьях, а никаких документов у него не было. Мистер Харкер прибыл поездом из Клаузенбурга.  Начальник станции сказал проводнику, что он ворвался на станцию, требуя билет домой. Поняв, что перед ним англичанин, кассир выдал ему билет до конечной станции этой железнодорожной линии. Будьте спокойны за него - за ним хороший уход.

Там, в одном из пятидесяти больших ящиков, на куче свежевырытой земли лежал граф! Мёртвый или спящий - я не мог определить: открытые и неподвижные глаза, но без той остекленелости, которая появляется после смерти; несмотря на бледность, на щеках угадывалось тепло жизни, да и губы были, как всегда красные. Но лежал он неподвижно -  без пульса, без дыхания, без биения сердца. Я наклонился к нему, тщетно пытаясь обнаружить хоть какой-то признак жизни. По-видимому, он лежал там недолго-  земля была вырыта совсем недавно.

Жалобный вой собак где-то далеко внизу в долине, скрытой от моего взора, заставил меня вздрогнуть. Он становился всё громче, а витающие в воздухе пылинки принимали новые формы, танцуя в лунном свете под эти звуки.  Меня неодолимо потянуло откликнуться на этот смутный зов, в моей душе пробуждались какие-то неясные, полузабытые чувства...Гипноз! Всё быстрее кружились пылинки. Лунный свет, казалось, ускорял их движение; проносясь мимо меня, они исчезали во мраке. Постепенно сгущаясь, они приняли форму человеческих фигур.