Метценгерштейн

Ужас и рок шествовали по свету во все века.

В городе восемнадцать лет - срок недолгий, на приволье же, да ещё столь великолепном, каким было старое поместье, течение времени исполнено более глубокого смысла.

И сразу же буря утихла и воцарилась гнетущая тишина. Белое пламя все еще, точно саваном, окутывало дворец и, устремившись в безмятежную высь, озарило все окрест каким-то сверхъестественным светом, а над зубчатыми крепостными стенами тяжело нависло облако дыма, в очертаниях которого явственно угадывался гигантский конь.

Сколь бессмысленны бывают наши речи, когда мы желаем придать им особую силу.

Однако же я утверждаю, что недоверчивость наша по большей части (а несчастливость, по словам , Лабрюйера, всегда) "vient de ne pouvoir etre seui" "Происходит оттого, что человек не может быть наедине с собой (фр.)."

Сколь бессмыслены бывают наши речи, когда мы стремимся придать им особую силу.

Однако уже в следующий миг взгляд его вновь невольно обратился на тот же гобелен. К величайшему его ужасу и удивлению, голова гигантского коня тем временем изменила положение. Шея его, прежде склоненная словно бы сочувственно над распростертым телом господина, теперь вытянулась в сторону барона. Глаза, прежде невидные, сейчас смотрели осмысленно, совсем по-человечески, и в них странно мерцал яростный багровый огонь; а губы рассвирепевшего коня растянулись, обнажая отвратительный мертвый оскал.

Pestis eram vivus – moriens tua mors ero. Martin Luther

При жизни я был тебе чумой – умирая, я буду твоей смертью. Мартин Лютер (лат.)

...человеческие муки потрясают чувства толпы куда глубже, нежели самая страшная гибель предметов неодушевлённых.