Рецензия на книгу

• 

  winpoo13 августа 2017 г.

  Лучше, чтобы жизнь была приключением, чем произведением искусства.

  А вот книга вполне может восприниматься как произведение искусства. Восточная живопись? Танка? Музыка? Арабеска? Каприччио? Багатель? Это было что-то удивительно простое, стремительное и изящное – как ветер, всколыхнувший кружевную занавеску, как промельк ласточки перед окном, как высокая нота, хрустально расколовшаяся и растаявшая в холодном воздухе, как иероглиф, выведенный тонкой кисточкой. Читалось красиво и с ощущением импровизации, сказочности, пронизывающего волшебства. Эта книга даже не требовала иллюстраций, так как сама была почти картинкой и оставила по себе скорее визуально-эстетическое, чем смысловое послевкусие.

  Мне понравилась эта стилизация под японскую моногатари-сказку. Хотя поначалу я ожидала что-то в духе Масако Бандо, у К. Джонсон получилась история не хуже – многоплановая, как «двенадцатислойные платья» придворных японских дам в период Хэйан. Такое платье состояло из верхней широкой накидки из вышитой парчи и двенадцати и более нижних шелковых одежд различных цветов и оттенков, которые были надеты так, что каждая из них была меньше и короче нижней, благодаря чему у шеи и на рукавах создавались великолепные цветовые переходы. Дамы того времени точно знали, что сливово-розовый цвет – это цвет распустившихся цветков сливы. Но цвет, называемый розово-сливовым, был образован двумя цветовыми слоями, внешний из которых был розовым или белым, а внутренний - темно-красным цветом цезальпинии. Благоуханный же розово-сливовый цвет был образован наружным насыщенным сливово-розовым и внутренним очень светлым розово-сливовым. А уж если нужно было собрать в наряде вечерний желто-розовый благоуханный цвет, то все было во много раз сложнее.

  В общем, и текст для меня складывался похоже – из многих слоев, создающих переходные оттенки, из-за чего все в нем переливалось, играло красками, не было устойчивым и одномерным: любовный сюжет без видимых границ превращался в фольклор, фольклор – в синтоистские традиции, в обрывки японской философии и литературы, философия – в магию и сновидные фантазии, фантазии – в психологические рефлексии.

  Вверху – тяжелый, ржаво-красный, как незажившая рана, любовный треугольник, хтоническая, необузданная эротика: Кицуне (женщина-лиса), Кая-но Йошифуджи (мужчина, в которого она влюблена) и Шикуджо (его жена). Под ним – тревожно-яркое, как всполохи огня, и своевольное оранжево-рыжее пространство лис-оборотней с их способностями искривлять пространство и время, сводить людей с ума и накапливать магическую энергию в шарах хоси но тама: Кицуне, ее мать, брат и дед, лисы Инари. Третий – соломенно-серый, как небеленый хлопок, слой средневековых японских традиций, философии и искусства, наполненный церемониями, стихами, иносказаниями и формулами вежливости: вака, которыми обмениваются супруги, разговоры Кицуне с богиней Каннон, толкователем снов и лисами Инари, любовные диалоги Шикуджо и старого лиса. Далее мерцающее и тягучее серебристо-черное пространство магии и мистики: ирреальная реальность или реальная ирреальность, в которой способна проявиться иная природа живого существа: подавленная для человека и непознанная у животного. И, наконец, в глубине фиолетово-пурпурный слой экзистенциальных саморефлексий о собственной сущности, о своем желании быть и оставаться именно таким или становиться кем-то другим, меняться, творить себя, пробовать, экспериментировать с собой до ментального безумства.

  И каждый слой был хорош как сам по себе, так и в сочетании с другими. Текст производил на меня одновременное впечатление чего-то ультрамодного, взвинченно винтажного и одновременно спокойного и иронически-агностического. С одной стороны, «лед и пламень» чувств, с другой – почти притча с ее вечными вопросами: а на что ты готов ради своей страсти? стоит ли она твоих жертв? где граница между сексуальным желанием и потребностью в том, чтобы завладеть душой другого человека? можно ли сотворить целый мир ради другого человека – волшебную капсулу, защищающую чувство от бега времени, ударов судьбы, жизненных перипетий? насколько ты сможешь быть не самим собой, чтобы удержать кого-то, без кого тебе не хочется быть самим собой? можно ли вообще удержать кого-то, отобрав его у времени, кармических обстоятельств, других людей? есть ли цена, расплата за своевольное вторжение в жизнь другого человека, пусть даже из-за любви?

  Мелькнула среди сосен
  Ярко-рыжая тень.
  Ты вернулся?
  Верно молвят: в восьмой луне
  Что не привидится людям... (по мотивам Исуми Сикубу).

  50

  618