Рецензия на книгу

• 

  Аноним9 июля 2017 г.

  Пережитое, увиденное и сочиненное

  Сколько книг написано о детстве: «Детство» Толстого и «Детство» Горького, «Детские годы Багрова внука» Аксакова и «Детство Тёмы» Гарина-Михайловского. А если вспомнить «Дэвида Копперфилда» и «Оливера Твиста» Диккенса, «Без семьи» Мало, «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна» Марка Твена и … А еще «Денискины рассказы» и прочая литература для детей. И можно добавить еще тысячи и тысячи книг, в которых рассказывается о жизни героя с детства и далее, до старости или…
  Ну вот и добавила я в эту копилку сокровищ литературы книгу о мальчике из Германии живущего на рубеже XIX и XX столетий.
  
  

  
  Такими я видел родителей, такими — брата и сестер, а такими — всю родню и всех знакомых. Вы видите их по-иному? Пожалуйста, садитесь, пишите вашу книгу! Мне же дорога моя — как привет исчезнувшим навеки садам детства
  

  Идет ломка ценностей, меняется мода, меняется отношение к жизни. Тетушки, которые не могут назвать ноги ногами, а, скажем, постаментом, а, возможно, вообще сделают вид, что люди обходятся совсем без ног - становятся анахронизмом, «диннеры» тяготят как того, кто приглашает гостей, так и тех, кто приглашен. Сцены купания в море вызывали смех. Я смеялась, не только когда читала, но, вспоминая позже, тоже хихикала. Интересно, что описания костюмов для купания той эпохи, скажем, у Джерома, не были восприняты с таким юмором.
  Должна была разразиться "Первая Мировая" и революция в России, чтобы перевернуть мир: укоротить платья, упростить отношения и т.д. И в книге все время ощущается предчувствие будущего.
  Вначале книга мне напомнила Шмелева. Такое же ощущение семьи, добра, сплоченности. Отец – глава семьи, оплот и надежда для матери для детей. Система воспитания для тех времен, когда наказание розгами или линейкой учителя было в ходу, просто образец мягкости, понимания детей и их психологии. И это юрист по профессии, а не педагог, который, как полагалось в те времена, работал и содержал семью, а воспитанием детей должна была заниматься мать.
  Герой – Ганс Фаллада (а это псевдоним писателя) – ребенок 33 несчастья. Иногда такие дети раздражают родителей, особенно отцов. А здесь отец проявляет столько внимания, любви, понимания психики ребенка.
  Описание школы – просто жуть! Конечно, рядом с описаниями школы в «Очерках бурсы» Помяловского - это цветочки, но осознавая, как это воспринимает ребенок, выросший в атмосфере любви и понимания, становится жутковато. Отсутствие взаимоотношений семьи и школы просто убивает. Отец героя, когда заставляет сына сдать за три месяца программу за пятый класс, выглядит как многие родители – наши современники, когда нанимают репетиторов для своих детей.
  Дальше, книга становится похожей на многие книги о подростках: марки, подготовка к побегу, поход в Нидерланды (что-то неимоверно жуткое по степени организации, а потом еще и нашли козла отпущения). Что меня поразило - вообще нет влюблённости. Что-то героя томит... и все...
  Все мелкие неурядицы героя подготавливают финал. Исполнились мечты, экзамен сдан, отец купил подарок. Ребенок лучится радостью. Чувствовала я, чувствовала, что добром не кончится… Но … для меня это была неожиданность, так же как и для героя.
  Когда читаешь, все время думаешь: откуда все берется в жизни писателя? Агрессивность, склонность к суициду, мошенничество и т.д. Возможно, это понятие утраты невинности, как эхо ушедшего века, так отразилось в судьбе этого мальчика. Возможно, рухнули устои морали девятнадцатого века, а в двадцатом ему не за что было ухватиться. Но ведь не пошел он к фашистам, но и не был борцом с фашизмом. Опять же хоть и сказал о нем господин министр Розенберг «Фалладу следует рассматривать как культурбольшевика, и его ликвидация была бы в высшей степени желательной», но ведь не уничтожили его, как многих и многих в те времена.
  И то что эта книга была написана в 1942 году, на переломе Войны, для меня очень понятно. это своего рода уход от действительности в страну детства.
  Рада я, что прочла эту книгу. Получила удовольствие, узнала новое, оценила писателя, которого к стыду своему не читала доселе.

  2

  60