Рецензия на книгу

• 

  Аноним23 апреля 2017 г.

  Что больше всего меня подкупает в драматургии Стриндберга, что приближает его и одновременно отталкивает от натуралистической драмы, так это его заведомо отстраненная точка зрения. Здесь нет единой цепи событий, психологического фундамента, приведшего к определенным последствиям. Нет, любая деталь может быть решающей, все и одновременно ничего не обуславливает произошедшую трагедию. «Стриндберг видел в ней греческую трагедию на современный лад» - встречаю я в одном из источников. Однако когда в 1887 во Франции публикуется пьеса, она становится манифестом не столько натурализма, сколько… женоненавистничества. И это обусловлено тем, что Стриндберг был еще в Швеции известен своими довольно-таки резкими взглядами на противопложный пол и отношения с ними. Давайте разберемся по подробнее.
  Сюжет пьесы сам по себе необычен. С одной стороны, это семейная драма с бытовым конфликтом. Все по законам современной драматургии и даже действие все происходит за один день. Необычен сам конфликт: отец и мать борются за влияние над дочерью, споря, какую именно судьбу ей предопределить. Отец, Ротмистр, мечтает, чтобы Лаура поехала в город, получила навык к профессии учительницы, что позволило бы ей в случае неудачного замужества или его отсутствия прокормить саму себя. Однако мать видит в своей дочери нарождающиеся таланты великой актрисы, что гарантирует ей красивую жизнь, которая намного женственнее и привлекательнее участи городской учительницы. Раскрытие и анализ конфликта позволяет нам увидеть необычность суждения со стороны главного героя. Да, он хочет вырвать свою дочь из привычного ей окружения, из-под родительского крыла, из дома, в котором каждый учит ее на свой лад, не давая никаких конкретных знаний. Отец хочет лучшей участи для своей дочери, он хочет ее обезопасить, дать ей надежную альтернативу на случай отсутствия покровительства, хочет сделать ее независимой от мужчины женщиной. И именно этот факт будоражит весь дом.
  Одним из первых обвинений на фоне спора о возможности доказать стопроцентное отцовство из первой сцены становится вопрос, имеет ли отец право упорствовать в выборе судьбы своей дочери? Ведь где это видано, что отца семейства это заботит. Его дело простое – зачать и забыть, а женщины уже разберутся. И обрыв диалога, лично по мне, происходит как раз со стороны женщин в этой пьесе. То есть автор показывает, как общество путается в нарождающейся эмансипации, не отказываясь при этом от консервативных взглядов на семью. Новое используется лишь как оружие против тех, кто стоит вне твоих интересов.
  Учитывая тот факт, что автор вырисовывает Лауру, как девушку, неспособную саму постоять за себя: она совсем не против и даже за то, чтобы послушаться отца, ведь ей опостылели бабушкины бредни о спиритизме, да и в городе ей интересно. Но она не хочет брать на себя ответственность и спорить с матерью. В общем, она согласна, но при условии, что отец сам уговорит мать в правильности плана.
  И в итоге все переходит в глобальный конфликт между мужчиной и женщиной за власть. И побеждает здесь женщина. Потому что мужчина оказывается перед ней слаб. Он не способен ей сопротивляться. Раскрытие конфликта показывает персонажа, запутавшегося в собственных отношениях с миром, подозрительного, испуганного, подобно ребенку. Именно поэтому ему так необходимо материнское покровительство – именно его он и ищет во всех женщинах. Именно таким его и любит его жена. В сцене объяснения друг с другом накануне объявления ротмистра сумасшедшим супруги раскрывают истинную природу своих отношений: когда жена властвует над своим инфантильным партнером – именно она является сильной стороной, несущей мужское начало в этих отношениях. Другое дело, что общество диктует другую схему, создавая эффект перевертыша, путая все карты. Отец, мечтающий позаботиться о будущем своей дочери, и мать, которая пытается деспотически настоять на единственно ей кажущемся верном решении. Если вспомнить, то чаще всего бытовые конфликты строились ранее как раз наоборот.
  Не могу не согласиться, что данная пьеса открывает галерею так называемых «женщин-фурий» пьес Стриндберга. Однако прямолинейных обвинений в женоненавистничестве я бы хотела избежать по отношению к данной пьесе. «Отец» была написан примерно в то же время, когда происходила личная драма в жизни самого Стриндберга. И судить об этом мне в первую очередь помогает «Слово безумца», повествующем о первом браке писателя с баронессой-актрисой. В романе главный герой влюбляется в женщину, отождествляя ее с Мадонной, сам себе признаваясь, что сходит по ней с ума именно в тех обстоятельствах, в которых ее находит, - в семейном очагу, рядом с мужем и дочерью, недоступной для него. Как только происходит один-единственный намек на любовные отношения, - и все моментально рушится, она прекращает быть идеалом. Это снова позволяет мне вспомнить биографию Байрона, где Моруа прежде всего подчеркивал, что поэт не любил женщин, а любил те образы, которые он им приписывал. Здесь можно провести параллель и с персонажем Стриндберга. Однако тут герой отдает себе отчет и видит реальную картину происходящего, однако неумение вести диалог превращает его в слабую сторону, поддающуюся, попадающего в ловушку, заранее зная, что ничего не получится. Невозможность выйти за рамки своей лиив чности и услышать другую, не поддаться слабостям, - вот причина краха отношений персонажей «Слова безумцев». И эта же тема слышна в пьесе «Отец».
  Автор наделяет бытовой конфликт метафизическим смыслом, помещая его в ряд бесконечных войн между мужским и женским началом. Честный и слабый мужчина против сильной, но уязвленной женщины. Герои не пробуют договориться друг с другом, они заранее подозревают партнера в жестокости намерений, в том, что если поступится один, то его раздавит другой. И подобная уверенность приводит к печальной развязке, хотя, возможно, лучшей из реестра возможных.
  То, что в первую очередь подкупает читателя, это отсутствие театральности, искусственности, при соблюдении всех законов театра. Это и приближает Стриндберга к натурализму, однако даже в Отце, еще менее импресионным, нежели «Фрекен Юлия», персонажи сотканы из кричащих противоречий, их эмоции доведены подчас до истерических интонаций, создавая напряжение и делая происходящее предельно сконцентрированным. Автор как будто отмахивается от литературной логики построения диалоги, вкладывая в уста своих героев реалистическую бессвязность, неправильность, делая их живыми людьми. Конфликт остается неразрешимым, смерть главного героя не решает абсолютно ничего, разве что избавляет его, спасает от безвыходной ситуации, где люди не способны услышать друг друга. И да, безусловно пьеса спровоцирована мученическими переживаниями Стриндберга по поводу собственных отношений с супругой, чей характер так и закрепился в его памяти с образом инфернальной Дианы. Но эта пьеса сделала одновременно и поставила Стриндберг в ряд талантливых и успешных драматургов.
  Пьеса, действительно, открывает натуралистический период Стриндберга, однако уже в ней видна индивидуальность автора. Он не следует писаному канону или модным течениям, он создает собственное произведение, полное личных переживаний и сомнений. Пьеса была поставлена в Копенгагене в конце 1887, а в 1894 – в парижском «Свободном театре» Антуана.

  5

  1,1K