Рецензия на книгу

• 

  Аноним21 февраля 2017 г.

  Опять двадцать пять! или Давай сыграем в пентамино!

  I Придисловие
  Когда Бруски наконец расчехлили февральский чёрный ящик и обнародовали его содержимое, то вдруг испытал приступ дежавю — было дело, тройку сезонов бороздил просторы книжного моря в игре «Персона грата» в команде с аналогичным названием «Квинканкс» (т. е. смысл термина вроде бы понимаю). Тэ-э-кс, в аннотации написано, что во всём сюжетном безобразии задействованы пять семейств (вот он, квинканкс?), а в содержании/оглавлении... ага, значит два тома, 5 частей (каждая часть — отдельная фамилия), в каждой части по 5 книг, каждая из которых состоит из пяти глав, а там ещё деление на записи... это уже не квинканкс, а просто пятью пять — двадцать пять (и в голове подводной лодкой всплыла запомнившаяся с детства радиопесенка «Снова двадцать пять минут промчались...» — отличная штука была, это домашнее проводное радио!).

  II Пролог
  1) Вообще оказалось, что вся эта книга буквально пронизана эмоционально-чувственным переживанием и отношением читателя (и, вероятнее всего, и автора).
  Эмоции и чувства вызывают главные герои (второстепенных здесь почти нет, хотя, конечно же, можно из всего сонма персонажей выделить основного рассказчика Джона Хаффама с его матушкой, но тут сразу Сайлас Клоудир заявит о своих правах на первородство основной состав «играющих», немедля выплывут с претензиями на аналогичное женушка дяди Мартина и парочка Момпессонов, непременно ещё кто-нибудь подтянется — и пойдёт потеха заново, так что ограничимся фигурой рассказчика) — причём чувства сильные и зачастую диаметрально противоположные.

  2) Чувства и эмоции возникают и постоянно бурлят как уха в костровом котелке в отношении событий, происходящих с героями романа — прежде всего, с Хаффамами, ибо в центре событийного драматического и зачастую трагического ряда оказались безусловно Джон и Мэри, сын и мать. Однако и другие персонажи и событийный ряд, к ним относящийся, тоже не оставляет читателя безучастным. А так как основная масса событий и происшествий носят мрачноватый характер, то и отношение к ним соответствующее — мрачное, насупленное, исподлобное и вприщур.

  3) Эмоционально-чувственный отклик возникает и вообще во время чтения этого толстенного «двустишия» – «Хождение по мукам» — так и хочется назвать этот роман-додекаэдр, жаль вот только, что один из Толстых это название уже использовал. Особенно тягомотное ощущение было при чтении книги первой (в смысле — тома первого): повествование ужасно тянулось и влачилось, интерес к драме жизни Джона периодически потухал, ибо так и казалось, что автор с каждой новой главой попросту стремится сделать ещё один поворот винта на испанском сапоге своего творения, и так внатяг напяленного на страдающую ногу читателя...

  4) Однако где-то как раз со второго тома вдруг меняется … нет, не тон книги, а твоё читательское отношение к читаемому — причиной тому может быть подспудное ощущение, что ты уже перевалил за половину и дальше твой читательский путь пойдёт под горку, но может сказывается твоя натренированность, и хотя ты понимаешь, что чёрная мрачная непроглядная ночь, случившаяся в жизни молодого Хаффама, так и будет продолжать сгущаться, становиться ещё непрогляднее, ещё мрачнее, ещё чернее, становясь уже угольно чёрной и, тем не менее, продолжая погружаться в неевклидову улитку свёрнутого пространства, куда не проникает ни один лучик света, но между тем автор находит всё новые глубины, и ряд этой черноты кажется уже бесконечно неостановимым и бездонным... хотя ты всё это понимаешь, осознаёшь, что так и будет до самого конца произведенища, но как-то уже смиряешься, спокойно всё происходящее воспринимаешь и даже ловишь себя на интересе к сюжетным заворотам и к вероятному финалу, который ты начинаешь предугадывать и предвосхищать (кстати сказать, автор-таки умничка, не пошёл ожидаемым путём, избавил читателя от слащавого финала и прочих сентиментальских вариантов).

  5) Ну и, наконец, в последней части чтение уже просто доставляет удовольствие, ты искренне следишь за фантазией автора (и честно ему аплодируешь, начиная гадать, какую оценку ты в конечном счёте выставишь им обоим — роману и автору), сопереживаешь Джону, а также отчасти всем задействованным в этой драме прочим претендентам на «Хафемовский престол», надеешься и всё прочее, свидетельствующее, что ты наконец проникся романом и перестал сопротивляться ему, а просто прожил вместе с его героями истории жизней некоторых семей и нескольких поколений.

  III Познавательная составляющая романа невелика (на первый взгляд), однако мне было интересно читать описания Лондона и каких-то прочих английских местностей (особенно когда автор пояснил, что работал над романом, держа под рукой подробную карту Лондона тех времён); было интересно погружаться в саму атмосферу английского городского общества георгианского периода, причём общества на разных его слоях, от света и полусвета и заканчивая лондонским городским отребьем и дном, миром преступным и отвратительным, однако вполне реальным. Было интересно узнавать для себя приметы и детали быта (вот мелкая деталь, но очень важная для понимания Англии вообще и англичан как нации и народа — дилижансы в романе следуют по маршруту с жёстким поминутным графиком, причём дилижансы, так сказать, междугородние, многокилометрового пробега, однако график соблюдался, а ведь тягловая сила-то — лошади!). Некоторые нюансы организации английского права тоже были интересны (просто в силу некоторой своей причастности к этой сфере человеческих отношений), ну и таких «интересностей», заполняющих познавательную графу, оказалось довольно много.

  IV Эпистроф
  Поскольку, как оказалось, всё основное содержание моих читательских мыслей и чувств, мелькавших во время чтения и возникших по отношению к заданной книге, поместилось в некие Придисловие и Про_лог, то основная часть задуманного «Марлезонского балета» из пяти фигур
  Марлезонский балет. Фигура первая. Осязание.
  Марлезонский балет. Фигура вторая. Зрение.
  Марлезонский балет. Фигура третья. Слух.
  Марлезонский балет. Фигура четвёртая. Обоняние.
  Марлезонский балет. Фигура пятая. Вкус.
  оказалась незаполненной — ну и фиг с ним, тем более, что если не лень, то можно попробовать рассредоточить мои читательские мысли в соответствии с этой марлезонской торой (ну, если не торой, то пентагоном, квинтетой, пентаклем...).

  V Отдельного упоминания заслуживает авторское послесловие к роману, в котором Чарльз Паллисер погружает нас в глубины своего замысла, объясняет чётко задуманную и мастерски выполненную систему формы, а также приглашает пройти по этапам написания романа начиная с задумки и постепенной трансформации её в тот самый обозначенный в названии Квинканкс. Послесловие это многое расставляет на свои места (особенно хороша идея с чёрной дырой — осью в центре повествования!) и добавляет к читательской оценке романа как минимум целый балл. На полный оценочный «квинканкс» я всё-таки не решусь, однако 4,5 поставлю (недостающие до пяти полбалла тоже как раз образуют ту центральную дырку-прореху, которую смастерил в своём квинканксе автор) — уж больно хороша книга и по замыслу, и по воплощению, и по форме, и по соотношению содержания и формы.

  14

  150