Рецензия на книгу

• 

  Аноним30 ноября 2025 г.

  Пишу заметку по горячим следам, сразу после прочтения. Не претендую на рецензию или четко структурированную статью — это просто-напросто наблюдение, которое, я надеюсь, кому-то будет полезным, чтобы вы смогли понять, нужно оно вам или нет, и соответственно, тратить своё бесценное (без иронии) время на это произведение или нет.

  Следует сказать, что я являюсь большим поклонником Томаса Манна и привыкла к тому, что большая часть его произведений, если не все, является очень высокими образцами литературы, отполированными до совершенства бриллиантами (извините за такую пошлость, но это так!). Мне безумно нравится стиль письма Манна, техника двойного письма, как правильно говорят. Манн — великий пересказчик, пишет вторым слоем. С каким блестящим вкусом и талантом он пересказывал Ницше и Заратустру в «Докторе Фаусте» — это, конечно, уму непостижимо! Хотя по сути это и является тем самым двойным письмом на «материале» философии Ницше, скрупулезным анализом творчества философа и стремлением взрастить его идеи на другой творческой почве. Основная и, пожалуй, самая красивая черта произведений Манна — полифоничность; с этим согласятся все ценители его творчества!

  Так вот, сейчас мы говорим о «Тристане». Для меня совершенно очевидно, что это произведение было создано из простой критической заметки об опере «Тристан и Изольда» — вот и всё. И молодой Манн спустя некоторое количество лет решил, что незачем добру пропадать, тем более заметка получилась, простите за грубость, с «огоньком» (какой материал, такая и заметка!). И он, конечно, я уверена, с любовью к музыкальному произведению и абсолютно естественным желанием сблизиться с историей этой оперы решил связать своё имя с «Тристаном» Вагнера (ведь любой другой мог бы сделать из этой заметки критическую статью, но есть и возможность положить критический анализ на благодатную художественную почву, на которой Манн становился бы уже художником, а не обозревателем, мог бы соавторствовать Вагнеру и т.д.). Тем более Ницше уже успешно соединил музыку и литературу в своём произведении и создал это роскошное смежное — и Манн решил попробовать. Вот, собственно, и всё: там уже можно было ничего особо не делать, придумать сюжет вокруг этой заметки и хорошо закончить новеллу.

  Вот эта самая заметка об опере («звуки рога замерли вдалеке»), отрывок с фортепиано, кажущаяся неестественным блоком в этом произведении, — заметка чистой романтики, чистой лирики музыки, разбавлена репликами бутафорского Тристана с придуманной им самим Изольдой. Герой мучается оттого, что Габриэла лишь полупонимает реплики Изольды, и всё в этом ключе. Короче, это и есть связующее звено между абсолютно рыхлой остальной частью новеллы, в которой есть элементы автобиографичности, раздумья о несостоятельности писательской деятельности, о том, что «смел ты только на бумаге», о том, что писатель отказывается принимать действительность, о трудных взаимоотношениях художника и всех остальных людей, народа, всего течения общественной жизни.
  Манн иронизирует и над«тонким», и над «толстым». Все остальные приёмы хороши, но прозрачны и довольно ожидаемы: неплохо описано отношение остальных людей в санатории к писателю; Шпинель постоянно старается разукрасить свою Изольду, пытается поддерживать этот призрак романтизма, а Габриэла не понимает и всё говорит, что «вязала, а не пела у фонтана» («Боже, как красиво!»).

  Это произведение, конечно, о Шпинеле, о "гнилом слабом писателе" (он лишён практически всех положительных черт и только изображает картинные позы, часто лицемерит, как сам признаётся, когда рассказывает о своей воле и пробуждениях) и о том, как он старается поддержать видимость лирической действительности и убегает со своим томлением от солнечных лучей.
  Манн смеётся над собой и своим страхом;смеётся над всеми остальными, кто ничего не боится и кто жадно живёт свою физиоцентричную жизнь.
  Для меня это не животрепещущая тема; здесь автобиографичность — ради самой автобиографичности. Сомнение в важности работы писателя и вообще культуры перед лицом жизни не перерастает в острую и главную проблему самого творчества практически никогда (мне кажется, что вообще противоестественно, чтобы творчество задавало себе такие вопросы для разрешения. Творчество самодовлеюще, это та самая «вечная женственность», магический идеализм, «даже тогда я — это мир». Творчество самодовлеет к себе самому и перестаёт быть творчеством, когда не хочет творить себя). А в этом произведении оно перерастает это сомнение в проблему и становится каким-то несостоятельным и неловким лично для меня.) Но если вас это цепляет — советую к знакомству!))

  Желаю всем прекрасных литературных открытий!))

  Содержит спойлерыОткрыть

  3

  54