Рецензия на книгу

• 

  Аноним15 октября 2025 г.

  Жалкое зрелище

  «После эллинистической эпохи не появилось никаких технических новшеств». Книга начинается с этой странной и даже по меркам 60-х вроде устаревшей предпосылки, которая, вероятно, нужна была для столь любимого Ле Гоффом рассказа об неизмеримых вещах – интеллектуальном напряжении, ментальностях и прочих народных культурах, укрытых в официальной церковной пропаганде. Если писать – обвал экономики в конце античности был страшным, уровень жизни просел и вернулся к сопоставимым величинам лишь в XVIII веке, то вся эта почти пассионарная ерунда повисает в воздухе.

  При этом, как и книга Марка Блока , текст лишен структуры – автор долго и без ссылок (это, возможно, особенность русского издания) рассказывает то про то, то про это, а потом вот про то, а потом опять про это. Рассказывает вроде бы интересно, но что, собственно, хотел сказать? Во второй части текста, которую сам Ле Гофф считал крайне удачной, появляются если не ссылки, то отсылки, в единой манере – как говорил Постан, как упоминал Блок, как считал Дюби. Где считал, когда считал? Никакого справочного аппарата или хотя бы ссылки на книгу. Из советских авторов попался любопытный Василий Иванович Абаев, по неизвестной причине названный в книге В.Т. Абаевым.

  Есть большой шанс, что это результат того, что книга вышла на русском в 1992, в тяжелые времена. Но тяжелыми временами не объяснишь авторского отношения. Если в тексте из середины 60-х он смело, не пряча голову в песок, пишет о классовой борьбе, то в предисловии к русскому изданию внезапно говорит, что это проблематичный термин, надо бы его того, как и базис с надстройкой. Ладно сам он лицемерит, подстраивается под новые времена, но на этом любопытное не заканчивается. В позорном послесловии Арон Гуревич (барабанная дробь) ругает Ле Гоффа за излишний марксизм, мол, вся школа Анналов печально на нем замешана, упрощает, недостаточно пишет про интеллектуальное напряжение. Не договорились, называется.

  Так как о книге Ле Гоффа говорить в принципе нечего, то позволю себе еще повозмущаться послесловию А.Я. Гуревича. На дворе конец перестройки, советская власть умирает вместе с созданной ею страной. И Гуревич, вместо того, чтобы промолчать, наговорил. Поражает меня именно узость взгляда – все летит в тартарары, этнические конфликты, шоковая терапия, а Гуревич костерит советскую власть за то, что библиотеки в СССР были плохо обеспечены валютой и мало закупали иностранных книг. То-то в 90-е всё с этим наладилось, загляденье!

  Далее Гуревич пытается объяснить – зачем нужен русский перевод Ле Гоффа. «Упрощающая ленинско-сталинская интерпретация марксизма» накрыла советскую науку своей мрачной железной пятой. Чахнет эта наука под гнетом, а на свободном Западе цветет и пахнет. Нет у нас доступа к новым веяниям, сектантский марксизм мешает. Вот поэтому всем надо срочно Ле Гоффа читать. Направление, правда, у Ле Гоффа вовсе не новое, а старое, но когда кому мешали взаимоисключающие параграфы? Дальше Гуревич пеняет Ле Гоффу за излишний неизжитый марксизм, но хвалит за то, что предсказал конец Восточного блока. Печально, но закономерно тут то, что именно на советских историков принято ссылаться даже в современных академических изданиях по истории античности, средних веков и абсолютизма, а вот после 1991 года что-то случилось, открытие новых веяний как-то печально закончилось для мирового значения исторической науки по эту сторону бывшей границы.

  Кто более неприятен, Ле Гофф, который противоречит сам себе с классовой борьбой, или Гуревич, который показывает свою удивительную интеллигентскую ограниченность? Пожалуй, все же Гуревич, который пытается с серьезным видом уверить читателя, что школа Анналов, эта бледная тень исторического материализма во французском изводе – новинка, которая откроет советскому читателю глаза на текущее состояние исторической науки. Эта вальяжность с источниками, этот официально принятый анахронистичный взгляд на прошлое (прошлое должно отвечать на вопросы современности), всё это – шаг вперед?

  Я бы еще понял, если бы Гуревич пытался уверить нас, что преимуществом обладает англо-американский позитивизм с его тщательным подходом к источникам и минимум теоретизации, т.е. тем, что отличает его от классического марксизма. Но Гуревич продвигает французское несвежее блюдо, и кажется мне, что это vested interests, личная связь с Ле Гоффом и прочими, а не научная объективность.

  Dixi.

  P.S. Когда Ле Гофф был моложе и честнее сам с собой, он писал любопытные строки про классовые отношения. Имущим разрешалось почти все, что запрещалось крестьянам. На них запреты церкви не действовали, даже такие серьезные, как отношение церкви к однополым связям. И когда пришла чума, источники, согласно Ле Гоффу, полны искреннего возмущения – как же так, почему от чумы все умирают одинаково, почему от нее не откупиться и не защититься социальным положением?

  52

  493