Рецензия на книгу

• 

  Аноним20 июня 2025 г.

  Привет Николаю Васильевичу

  Каждый раз, когда мне хочется посоветовать к прочтению книгу Дарьи встаю перед вопросом, а с какой именно истории неискушенному читателю лучше начать знакомство? Пожалуй, я нашла ответ — "Щенки"! Советую! Не всем!

  По сравнению с "Красной тетрадью", "Террой", "И восходит луна", я пока только их прочитала, тут не так что бы много распространённых триггеров, особенно если вы не "ведьма" или иной фольклорный элемент. Темы поднимаются, конечно, не вполне приличные в обществе — это да, но они компенсируются юмором, лёгкостью подачи, прекрасным слогом и живыми персонажами, а ещё какой-то общей заразительностью.
  В чем-то развлекательно-игровая, страшная, но шаловливая сказка на ночь, не без философии, немного ужастик, немного юмор и сюр, а в некоторых местах вообще тянет поприветствовать Гоголя с его чертями, ведьмами, восставшими покойницами и парубками. "Ночь перед Рождеством", буквально в святочные дни события происходят, что только добавляет мистицизма и загадочности. И ничего, что действия разворачиваются не в Диканьке, а в подмосковной двушке в 1998 году.

  Начнём с парубка, он у Дарьи знатный вышел! Виктор – "солдат удачи", самый сильный, нецензурно лучший, имеет боевой опыт и три войны в анамнезе. Несколько быдловатый, как он сам отмечает, а я подтверждаю, но не циничный, в чем-то беспечный, открытый, отзывчивый и вообще защитник слабых, как и положено воину. Но эта местами подсвеченная автором быдловатость сродни детской непосредственности, по типу — "устами младенца" и часто в простоте и грубости его слов звучит истина. Ещё у него имеются братья: младший Юрка — самый хитрый, бандит и нарик, старший Антон — самый смелый, потомственный мент. А ещё почившая матушка — "сука" и ведьма, с бдения над телом которой в новогоднюю ночь и начинается полная чертовщины история. Привет Николаю Васильевичу!

  (с) А гроб был отличный прям, сам себе б такой подарил на день, ну, не рождения— смерти, скажем. В этом смысле Юрка постарался хорошо. Он, причем, хотел сначала, чтоб как в кино американском, чтоб верхняя часть откидывалась, но я сказал: зачем ей этот кабриолет иностранный, давай-ка мы, это, ее по- русски проводим.
  Как оно надо.
  В общем, в итоге выбрали нормальный, как принято, но блестящий хорошим лаком на хорошем дереве, мощный такой, чтоб мамке не стыдно было. Впрочем, она у нас бесстыжая была — проблема небольшая. И все-таки хотелось красивого.
  Красиво она не жила, но начинать никогда не поздно. (с)

  Не знаю почему, но шок вызывает у меня смех, в общем, мне было весело, но иногда казалось, что я немного не в себе, вместе с братьями и их странной маман, страшной однако женщиной, меня и Панночка так не пугала.

  Ну так вот. На дне шкафа, чем не гроб, в квартире матери братья находят ещё одного персонажа данной истории, несколько мёртвую и немного неисправную девицу. Нашли-то они её, можно сказать, что и сообща, вот только связей личного характера нынче не имел только Виктор, ему счастье и привалило. Пришлось брать на постой.

  Я честно скажу — прифигела, ибо сама дохлого, пусть и самого распрекрасного мужика, а "привалило" распрекрасной не была, домой бы не потащила. Но Виктор бесстрашный и беспечный, как и до этого нецензурно прекрасный, не озадачился даже сомнением.

  И могли бы они зажить счастливо и сексуально активно, если бы "мертвячка" в отличии от парубка не имела должного воспитания, не была приличной и несколько брезгливой покойницей с моральными принципами и амнезией в придачу. Я всё ждала, когда же до Виктора дойдёт, что то, что он предлагает жмурке Тоне называется некрофелией. Он дошёл, не сразу и с оговоркой, но от идеи не отказался.
  Тут сделаю отступление.

  Несколько лет назад я смотрела заморский сериал "Во плоти", в нём как раз поднималась тема социальной интеграции оживших покойничков в общество. Помню, как меня напрягала тема любви живого парня к "мертвячке", мне виделось это чем-то за гранью добра, правда ещё больше меня напрягала тема эксплуатации покойниц в публичном доме, а спрос на них казался общественно толерантной шизой. Но бросила я сериал, узрев за углом страстно целующихся зомбо-геев или педо-зомби, не знаю как правильно, но не суть. Ну так вот, к чему это я — тема абстрактного некросекса в "Щенках" меня не коробила, я не упиралась в порыве порицания и осуждения, не фукала, иногда дивилась настойчивости, безбашености и отсутствию брезгливости у героя, радуя соседей звонким ржанием кавалерийского коня в ночной тиши. А ещё думала: на сколько же он человечней, чем я! Я б точно в покойнике личность не увидела, да и искать бы не стала и уж тем более греть своим телом. Виктор как-то обронил фразу — Это мертвое тело, в нем нет человека.
  А в Тоне человек оставался, и об этом человеке, а не просто о теле, солдат со всей трогательной ответственностью заботился, а я скорей всего прикопала бы.
  И вот всю ночь я читала и думала, пока книга не закончилась. Всё надеялась — вот главу добью и лягу, но тут какой-нибудь диалог на вроде этого:

  (с) Я глянул в глазок, обернулся к Тоне и сказал:
  -Приколись, это Сережа!
  

  • Какой Сережа?
  • Которому позавчера голову оторвало.
  • Без головы.
  • Не открывай.
  • А что с ним делать?
  • Не знаю!

  
  -Я тоже, честно говоря, теряюсь. Мне
  сложно с тем, что нельзя убить.
  -Не смешно!
  -Конечно, не смешно. Он звонит и звонит, у меня сейчас голова взорвется.
  -Не открывай!
  -У меня в теремке и без того достаточно покойников.
  Но звонить Сережа не прекращал, потом он стал стучать.
  По голове себе постучи, подумал я, хотя ой.
  Наконец, я не выдержал и открыл дверь.
  Обезглавленное тело Сережи в обгоревшем костюме из-под дыр в котором проглядывала обожженная черно-красная плоть, стояло передо мной.
  Чудак покойник, подумал я, умер во вторник.
  Сережино тело сделало шаг вперед, странный, словно движение машины под управлением неумелого водителя. Впрочем, странный это как?
  А что нормально во всей это пасторальной сцене?
  
• Ну наконец-то, - сказал кто-то изнутри Сережиного тела. -Я думал, мне никогда не откроют! (с)

  И вот как после этого спать..?

  Открою интригу — Тот, кто шоферил Серёжей— Самый хитрый сильный и смелый, это имя собственное, ещё один обаятельный персонаж — котик с начинкой, — ведь все любят котиков! Тут я передам привет всем "русским народным" солдатушкам, что чертей перехитрили, ну и чертям разумеется, без них и сказок бы не сложилось.

  Про ХЭ. Я очень ждала и он состоялся. И был вполне жизнеутверждающий — с ума сошли не все! Святочные дни прошли и молодое солнце победило зимнюю стужу! Безхозный, а я за него волновалась, питомец нашёл себе достойного человека и теперь у него всегда будет кому миску супа подать.

  Обдумала ещё раз и считаю нужным отзыв дополнить.

Я читала в первую очередь сказку, и это всё было для меня второстепенным. Вернее не так, возведённые до гротеска триггеры напоминали больше калядочные частушки и уже не вызывали острого отклика. Читала про Виктора, Тоню, чёрта, ведьму. Остальных восприняла как обстоятельства, даже не как персонажей.

Антон мне с первой страницы симпатичен или неприятен не был, искусственный, бесстрастный, закрытый, идеалист стремящийся к каким-то своим целям. Двуличный, беспринципный, покрывающий брата бандита не столько из родственных привязанностей, хотя и не без этого, сколько чтоб репутацию правильного потомственного мента не испортить, оборотень в погонах короче. Антон, как Виктор его охарактеризовал — реальный киборг. И только в финале он казалось бы рванул изнутри человечностью но, опять же, как-то продумано, с целеполаганием, а не спонтанно. То есть его непробиваемая броня и не броня вовсе, а часть личности?

Виктор, в отличие от Антона, до фига болтает, кажется бестолковой простодушной "быдлотой", у него и речь-то утрированно упрощённая, так и не скажешь по разговору, что ему тридцатник. Он видится эмоционально открытым, поверхностным, легким, зацикленным на сексе. Не сразу, но понимание приходит, что многое из этого напускное, Виктор глубже, добрее, гуманнее чем готов видеть читатель и автор подчеркивает это уже в первой главе, в которой Виктор удерживает на весу полку, дабы не ударить покойницу по и без того пробитому черепу. Я, как надеюсь психически нормальный гражданин, впалы бы в панику и попыталась добить лупающее на меня глазами сломанное тело, той самой полкой! Но "войн интернационалист" не утратил идеалы, смерть ставшая для него работой, не стала банальностью или хобби, человек для него не просто тело. Но и тела́ он тянул с поля боя, потому что у покойных остались родители. Его гуманизм мне не казался напускным, как у братьев прикрывающихся семьёй.
С Виктором Петровичем реально было тепло рядом, он много болтал, но не пытался обижать словами. Брата обидел? Но фальш в отношениях Алины и Антона в глаза изначально бросалась. Я бы поступок Виктора охарактеризовала скорей как "разрубил Гордеев узел" — спонтанно конечно вышло, и накосячил он при этом знатно, руководствуясь тем, что глупо отказываться, когда предлагают — дают бери, бьют беги, всё просто. Он и взял. А если представить, что Антон не брат, а просто левый мужик, ситуация смотрится уже по другому и вопрос возникает иной — может, потерпевшая сторона не Антон? И Виктор в своей простоте, что хуже воровства, это почувствовал?

Младший Юрка, предусмотрительно роющий могилы перед сходкой, параноидально готовый убить всякого, кто косо на него посмотрит, зная ситуацию в семье Антона лучше Виктора, тактично вмешиваться не стал. Брата жалко, но, — в каждой избушке свои погремушки, не моё дело, лучше помогу материально. Он казался мне немного блаженным и виделся почему-то в рясе, эмоционально и театрально глаголющем о любви к ближнему, при этом ближних, тех, что не семья, методично устранял за ради удобства бытия, а может однажды и до семьи бы дошел. И никаких угрызений совести — свет загораживали.
С душком душевный персонаж.

В общем, народная мудрость, что от осинки не родятся апельсинки в действии.
Щенки от суки, которая их не воспитывала и которые старались не быть на нее хоть в чем-то похожими, выросли несомненно другими, но заимели свои пороки.
Вопрос — в суке ли было дело?
Снова пришла к тем же выводам, что и в "Терре". Мы сколь угодно можем отрицать в себе родителей, но это не значит, что они в нас так или иначе не присутствуют. Абсолютно точно присутствуют, даже если в противовес.