Рецензия на книгу

• 

  Аноним10 июня 2015 г.

  Исторический ВУЗ.
  Вечер, лекции окончены.
  Вы осторожно пробираетесь сквозь тёмную толпу коридоров, выискивая необходимый вам кабинет. Поворот за поворотом. Вечернее солнце освещает старые стены, покрашенные краской. Тишина. Из всех звуков, знакомых вам, доносятся лишь крики ласточек и шум машин за окном. Разносятся отдалённые скрипы и шорохи – это уборщица этажом выше моет в аудитории пол после занятий. Мир этого Мира замер. Университет устал после рабочего дня и тихо восстанавливает свои стены вдалеке от шума и суеты.

  Вы идёте по коридору этого здания. Впереди виднеется лестница – то, что вам и нужно. Вам нужен пятый этаж.
  Вы – репортёр и вам нужно интервью человека, который знает об истории многое.
  Профессор Мануэль Венатор любезно согласился вам помочь.

  Итак, вы подымаетесь по лестнице. И уже подходя к третьему этажу, вы начинаете различать звуки, которые не похожи на прежний тихий гомон университета. Шум ласточек и гул машин дополняет ещё что-то. Смех? Нет. Вы прислушиваетесь. Один голос, ещё один. С такого расстояния ещё трудно различить, что происходит, но вы отчётливо понимаете, что слышите ряд голосов, сменяющих друг друга.
  
  Вы начинаете подниматься быстрее. Это определённо интригует вас. Кто может говорить в пустом университете после семи вечера? Вы всё выше и выше, голоса становятся чётче и ярче.

  На четвёртом этаже вы уже можете различать их. Спорят люди. Интонации смениваются, так же, как и голоса, и вы уже различаете по звуку разных людей, начало и конец их аргументов, реплик. Кто может так яростно спорить в такой час и зачем?

  Вы добираетесь до нужного этажа. Гомон уже отчётливо слышен. Вы уже быстрым темпом ищете источник звука. И сами всё понимаете.

  Это кафедра истории. Яркая лампа висит над дверью и освещает табличку с названием. Вы заходите внутрь и видите ряд людей,

  Лица, лица, лица. Полные, худые, бритые, разные. Десяток профессоров собрался здесь для дискуссии. Тема подана, каждый из них выкрикивает свой аргумент, кто-то что-то отстаивает, кто-то приводит примеры, кто-то рьяно защищает свои горизонты.
  У профессора, державшего речь, рот наполнен слюной, он, не сглатывая её, с пеной у рта, продолжает отстаивать и доказывать мнение. Другие ждут или кричат в ответ, не давая ему досказать, чтобы только выразить точку зрения, которая их распирает. Атмосфера возбуждения, азарта, увлечённости. Всё началось после окончания лекции, но уже вечер, никто не видит этого. Эти люди живут историей.

  Все люди, находившиеся на кафедре, понимают всё, что говорят. Терминология вам не понятна, но они даже не замечают, что используют её. В воздухе всплывают специфические вещи, такие, как первопричины и эффективность анархии, феномен раненой древесины, множество других специфических фраз.
  

  
  Звучит сложно, но на самом деле все просто, ибо анархичен каждый — как раз это и является в нем нормальным. Анархичность, правда, с первого же дня ограничивается отцом и матерью, государством и обществом. Стихийную силу урезают и отнимают, такого не избежать никому. Нужно смириться с этим. Однако анархическое остается на дне как тайна, чаще всего не осознаваемая и самим носителем. Оно может вырваться из человека как лава, может его уничтожить, может освободить.

  Они выросли и впитали всю культуру истории с молоком матери. Они росли , наслаивая свои знания, как это делает устрица с жемчужиной. Люди, полные истории, читающие трактаты великих философов и историков, разговаривающие между собой на языке великих философов и исторических деятелей. Они приводят аргументы и доводы, развивают теории, объясняясь меду собой в своём собственном мирке.
  Вы подходите к ним и просите профессора дать интервью.

  Вы видите профессора на следующий день. Вы – обыватель, просите рассказать устрицу о том, как наслаивать жемчуг.
  Но вы – не устрица. Его мир, мир истории, не распространился на вас. Вы – человек из других миров и практически ему не интересны. С вами нельзя спорить, вы не понимаете концепций, вы не можете иметь точки зрения на те, или иные вещи в историческом пространстве. Вы не говорите на их языке. Но вы – перед профессором, и вам нужен его рассказ. И профессор натыкается на ваше непонимание. Он начинает, распространяясь на пару минут, без интереса вспоминая своё детство. Через минуту он цепляется за странную концепцию, которая задела его в юности, и развивает эту мысль с огромным удовольствием. Вы вежливо напоминаете ему тему разговора, он возвращается к своей биографии. Через время в рассказе опять появляется интересная мысль, и профессора снова уносит. Во время рассказа вы пару раз вежливо просите рассказчика вернуться таки к биографии, что он делает, но между делом.

  Язык профессора изобилует терминологией. Он вспоминает изречения Платона и Аристотеля, цитирует исторические трактаты, опирается на принципы культур тех или иных населений, проживавших на близлежащих территориях. Вы не понимаете и половины. Те слова, которые так просты для него, вам необходимо пояснять. Он не понимает, почему должен объяснять вам такие элементарные вещи. Для него они интересны и просты. Вы же много не понимаете, но не подаёте виду. Через время интервью окончено, и вы уходите с огромным ворохом бумаг и очень уставшим. Дома вы обкладываетесь справочниками. Через определённое время до вас таки доходит смысл фраз профессора, но вы устали до ужаса. Вы устали от мира истории.

  Мир историка оказался очень специфичным. Так мне показалось в этой книге. Автор пытается описать свою жизнь, свою биографию, но зацепившись за какую-то мысль, он с мастерством историка растягивает её, раздувая в объёме. Очень много ссылок, очень много специфики. Ситуацию спасали редактора, дав пояснения ко всему, к чему было только можно (даже к имени брата героя). Направление их было настолько разным, что приходилось мысленно кидаться из истории в историю, из века в век, только чтобы понять, что имел в виду герой, говоря такое выражение. Сама история (сюжетная линия ГГ) течёт медленно, без динамики , читая её я вспоминала пески в дюнах, такие же спокойные и тихие, колеблемы разве что ветром.

  После прочтения я понимаю, что мне бы не хотелось лезть в этот мир. Каждая строчка или фраза требовала от меня усилий по её расшифровке, каждая страница изобиловала массой ссылок и отсылок к другим историям, которые проходилось перечитывать. Тонны и тонны информации, чтобы только понять фразы, которые произносит герой. И, расшифровывая их, я приходила к мыслям автора, не стоящим, по моему мнению, такого труда.

  Я не стану советовать или отговаривать от книги. Каждый считает для себя, сможет ли он осилить мир историка, или нет. Для меня КПД от книги несоизмеримо мал. Мне не понравился Эвмесвиль.

  8

  85