Рецензия на книгу

• 

  Аноним6 февраля 2025 г.

  Я чувствую, что Шан Сижуй не так прост, как кажется, что-то таится у него в душе. Он будто сошел со страниц либретто пьесы.

  Привычно деля книги для чтения на чисто развлекательно-эскапистские и серьезные, "на подумать", я чаще всего упускаю из виду, что иногда еще случаются произведения-гибриды или те, которые изначально неверно позиционированы издательством или читателями-инфлюэнсерами, а потому внезапно оказываются не первым, а вторым, или наоборот.
  "Зимняя бегония" - это очередная выпущенная у нас китайская новелла, представитель заведомо "низкого" жанра, казалось бы, ни на что не претендующий, кроме как увлечь на пару-тройку вечеров.
  Однако история знакомства бездельника-коммерсанта Чэн Фэнтая и популярного оперного певца Шан Сижуя, положившего начало "редкой дружбе на всю жизнь", как это обозначено в аннотации с учетом материковой версии издания и нынешних ограничений законодательства, скрывает в себе нечто гораздо большее - сложную картину жизни Китая определенного периода, которая, правда, рисуется такими тонкими мазками на фоне основных событий, что её надо уловить, а потом еще гуглить, чтобы понять.

  Действие начинается в 1933 году в Бэйпине (нынешнем Пекине).
  Специфичный антураж крикливой и яркой пекинской оперы служит прекрасным задним планом для изменения восприятия её главной звезды Шан Сижуя. Сначала, со слов других людей и из многочисленных курсирующих в обществе слухов, он представляется опереточным злодеем и истинной королевой драмы, который то поет на стене осажденного города, пока кровь горлом не хлынет, то разлучает влюбленных и вбивает клинья между родственниками своими коварными кознями.
  А потом второй главный герой, Чэн Фэнтай, впервые сталкивается с ним вживую - когда по время представления недовольный зритель бросает в артиста чайник с кипятком, а Сижуй лишь на миг замирает, после чего уверенно продолжает с той же ноты.
  И еще раз - на светском мероприятии, уже без грима и вне образа, когда певец выглядит до удивления социально неуклюжим, совершенно не знает, куда скрыться от навязчивых поклонников, и в итоге бесхитростно принимает заботу первого же, кто предложит свою помощь.

  Медленно тлеющие отношения этих двоих - столь же тонкая игра, как и непонятный непосвященным символизм жестов в пекинской опере.
  Только во взмахах рукавами таится около полусотни тайных смыслов, что уж говорить о длительном общении двух двадцати-с-чем-то-летних людей, чьи миры так сильно отличаются друг от друга.

  В книге вообще много противопоставлений и конфликтов, как и загадок для читателя, не знакомого с историей Китая первой половины 20-го века.
  Чэн Фэнтай ради спасения разорившейся семьи несколько лет назад был вынужден жениться на девушке с перебинтованными ногами, старше себя, но зато происходящей из богатой семьи, а его оборотистая старшая сестра обеспечила им место в обществе благодаря резкому взлету из шестой наложницы в законные жены.
  Многократные столкновения власти и подчинения, Запада и Востока, старого и нового, миров, где пастбища в приграничных землях уже считаются примитивным источником дохода и где женщина по-прежнему не может нормально пережить разрыв состоявшейся еще в детстве помолвки.

  Детали на фоне еще сложнее.
  Фэнтай не демонстрирует особой склонности к коммерции, но умело пользуется именем мужа сестры - какого-то "главнокомандующего", склонного по-хозяйски размахивать пистолетом даже на семейных торжествах, в присутствии представителей самых уважаемых фамилий.
  Тот же главнокомандующий пару лет назад успешно осаждал соседний город, но при этом, кажется, нисколько не озабочен курсирующими на периферии рассказами о бегающих на севере от японцев простых людях.
  Семья Фэнтая живет в роскошной обстановке бывшей резиденции "какого-то князька", а ближе к финалу эта самая бывшая аристократия чуть ли не незаконно собирается в доме старой тетушки-матриарха, явно рискуя, если не жизнью, то свободой.
  В воздухе постоянно и отчетливо веет какой-то смутной опасностью, случившимся и одновременно грядущим переломом, но понять происходящее очень трудно без контекста.

  К моему удовольствию (а я люблю сама искать интерпретации, не полагаясь на разжевывание чужих мыслей и мотиваций в духе российских классиков), пришлось много гуглить и осмыслять.
  Осознание того, что представлял собой Китай нужного периода, после падения императорской семьи, но до повсеместного установления власти партии, и того, что вот-вот произойдет в этой части страны, многое объяснило и заставило задуматься о перспективах.
  Дело в следующих двух томах явно кончится большой драмой и, боюсь, что не только личной. (Экранизацию не смотрела, так что сужу только по книге.)

  Потенциально крайне конфликтогенно тут и отношение к самому оперному театру - причем, не только со стороны Шан Сижуя, в любой ситуации делающего выбор в пользу искусства, но и со стороны общества.
  С одной стороны, актеры для восхищенных поклонников - чуть ли не боги, им поклоняются, за представления готовы платить огромные суммы, а если выступление знаменитости внезапно отменяют, у людей начинается едва ли не ломка, так что на улицах сразу разгул правонарушений и всяческие безобразия.
  С другой стороны, актерство - заведомо низкое занятие, а оперные исполнители - люди одного толка с проститутками, игрушки, которые можно купить за деньги и начать унижать за малейшее отступление от устоявшегося либретто.
  И снова в игру вступает противопоставление старого и нового: в переживающем большие изменения Китае молодое, ориентированное на Запад поколение традиционную оперу не понимает, а вынужденные подстраиваться под новые веяния старики ищут в ней утешение и беснуются, когда "лукавый оперный дух" Сижуй произвольно меняет привычный текст арий, так что даже начинают блажить про "так и страну погубим".

  Пожалуй, единственное, что вызвало у меня в этом произведении большие сомнения - это его перевод.
  Переводчика явно куснула за нежное место русская классика, отчего мы имеем в тексте не только несколько усложненные конструкции, но и странные для Китая 1930-х годов словечки вроде "сударь" и "купеческие обозы".
  Особенно утомил повторенный больше десятка раз на том "барчук". Всё понимаю про адаптацию и значение этого слова в различных интерпретациях, которые на самом деле все тут удачны по смыслу, но есть ведь еще понятие уместности. Что "купцы", что "судари", что "барчуки" относятся к устоявшейся лексике совсем иной культуры и эпохи. В тексте про Азию, пусть и с представителями частично озападненной идеологии, они выглядят чужеродными, слишком русско-литературными, чуть ли не безвкусными.
  Подобная глухость к акцентам меня расстраивает.

  А в остальном я под сильным впечатлением от общего меланхоличного тона, атмосферы истории и тонкости описания фоновых деталей, спровоцировавших на то, чтобы узнать больше и даже попытаться послушать пекинскую оперу.
  И нет, ею я пока абсолютно не прониклась.
  В отличие от "Зимней бегонии".
  Пусть даже всю книгу можно условно считать всего лишь растянутым первым актом - вводом персонажей, наметками сеттинга и предвестником действительно важных грядущих событий.

  
  После их разговора Чэн Фэнтай наконец понял, почему Шан Сижуя и ненавидят, и жалеют одновременно. Он заслуживал ненависти за свою жестокую, оторванную от реальности непримиримость, и в то же время, его можно было пожалеть за глупость и наивность.

  Приятного вам шелеста страниц!

  18

  609