Рецензия на книгу
Александр II. Жизнь и смерть
Эдвард Радзинский
Аноним15 февраля 2015 г.Старшие классы, урок истории. Проходим, вероятно, Гражданскую войну в России. Моя любимая учительница и одновременно классная руководительница Марина Владимировна в привычной своей неторопливой, убаюкивающей чуть даже манере повествует о событиях давно минувших дней. Я чувствую себя отлично, я обожаю уроки истории тогда гораздо больше, чем даже уроки литературы. Я рисую, не отвлекаясь ничуть от речи учительницы, я листаю учебник и натыкаюсь на портрет красивого (на свой тогдашний вкус) мужчины; читаю подпись – адмирал Колчак. Александр Колчак – белый вождь перед будущей товарищем Ритой.
Немногим раньше я сдаю годовой экзамен и выбираю, конечно, историю. Марина Владимировна позволяет объять малую часть пройденного – выбрать царствование одного самодержца, изучить только это, зато подробнее. Я выбираю, конечно, Александра II: он один из монархов вызывает мою симпатию – он отменил крепостное право, развязав многовековую петлю на шее народа. Теперь я думаю, что, может, столь сильной симпатии он и не заслуживал, ведь право человека на свободу – право естественное. Но тогда выбор монарха для экзамена был однозначен, однозначен выбор книги и теперь, в «Долгой прогулке», подборке из Радзинского.
Повествователь из него блестящий, безусловно. Портреты современников – как живые; выдержки из писем, дневников – как же я это обожаю! Как подробно и талантливо преподносится социокультурная обстановка эпохи! Это блестящее время для литературы, это Некрасов, Толстой и Достоевский, это Герцен, звонящий в свой «Колокол» из Лондона и многое-многое другое прелюбопытнейшее. Тогда появляется невнятное, вечно размытое определение «интеллигенция», появляются «гласность» и «оттепель». Тогда самодержец пугает сановитых ретроградов своими реформами, брата его, Константина Николаевича, и вовсе кличут «якобинцем».
И все же царь постоянно колеблется, периодически сдает назад, и все его сомненья, весь его неустойчивый (7 покушений!) период царствования подробно описан Радзинским. Если в случае с «Историей Франции» из предыдущего задания я жаловалась на отсутствие лирических отступлений, то к книге Радзинского может быть одна только обратная претензия: мало о реформах, об их подготовке, почти ничего об их составе и развитии, школьный учебник, «Википедия» - и те дадут побольше информации. Непростительно. Зато лирики… Когда начинался обеденный перерыв, я откидывалась на офисном стуле, приговаривая: «Ну, девочки, у меня наконец начинается про любовницу императора».
Мне не очень по душе далеко идущие параллели, мол, «декабристы разбудили Герцена» (Н. Коржавин), а он всех остальных, в том числе террористов. Герцен не проповедовал террора, так можно и на Сэлинджера повесить убийство Леннона. И что «в письма запечатывали смерть, лайнеры в Египет угоняли» (В. Корнилов) с тех пор, как на Екатерининском канале смертельно ранили Александра II. За исключением похожих рассуждений, мне понравилось. История сложна и противоречива. В который раз уже убеждаюсь в этом. Смутьян Радзинский разбудил во мне то самое чувство 2009 года:
Если бы стала ты,
как расчет в математике,
точной,
если бы буквы твои,
раз раскалившись,
стыли,
я заменила бы сразу
гранитными точками
все ватно-воздушные
многоточия
и запятые.Если бы знать правду;
что не напрасно
я разбираться пытаюсь,
плутая
в твоих эрах;
чтоб не метаться в стороны
«белых» и «красных»,
победителей и побежденных,
сломивших устои, реакционеров…
Мои бесконечные «если бы»
что тебе? –
Не поведешь и бровью,
до Христа все познавшая
и эти веков двадцать.
И мне остается
вести разговор с тобой дальше,
История!
Осознавая
привычку твою –
повторяться.21499