Рецензия на книгу
Непорядок и раннее горе
Томас Манн
Аноним19 июля 2024 г.Отцовская любовь
Слишком много в последнее время стало Томаса Манна в моей жизни. Но я не жалею, он нравится мне своими философскими размышлениями о сути вещей и тайнах человеческих душ. Размашисто, не скупясь на подробности, пишет автор свои новеллы и романы. И данный рассказ просто прелесть. Словно полноводная и тихая река, по которой неспешно плывёшь, неторопливо любуясь местными красотами и разглядывая все подробности местного ландшафта..
А описан всего лишь один день в семье немецкого профессора истории, который вместе со своим семейством устраивает небольшой приём для молодых друзей его старших детей в их немного обветшалом для людей зажиточных загородном доме в послевоенное время. Чем примечательна эта новелла? Пожалуй тем, что в ней затронута тема отцовской любви, последней и очень глубокой. Ему уже сорок, и кроме двух старших детей, которые, любя, называют его - "достопочтенный наш старик", имеются ещё младшие мальчик и девочка. И как водится - мама отдала сердце младшему сыну, а папа - своей маленькой очаровательной Лорхен. Я не знаю, как отнестись к такой любви отца к дочери. С одной стороны меня это умиляет, а с другой... По моим наблюдениям в жизни так любят своих детей, особенно дочерей, мужчины, которые, скажем так, не способны на подобную любовь к женщине. Нет, я не хочу сказать, что они не любили женщин в своей жизни. Любили, и возможно не раз, но... Родственная любовь превалирует в их природе. Что ж, каждому своё, потому что она, природа, не любит пустоты.
Я заметила за собой, что Томаса Манна мне всегда хочется длинно цитировать, потому что из его "песни" не хочется выкидывать ни одного слова. Все слова крайне любопытны для размышлений и очень гармонично созданы пером. И вот как замысловато он объясняет данную глубокую и нежную привязанность отца к дочери, зрелого профессора истории:
"В глубине души он понимает: не так уж неожиданно пришло и вплелось в его жизнь это чувство, нет, где-то в подсознании он был готов воспринять его, вернее, был к нему подготовлен. В нем зрело что-то трудно преодолимое, чтобы в надлежащий миг выйти наружу, и это «что-то» было присуще ему именно потому, что он — профессор истории — странно, необъяснимо даже...
Но доктор Корнелиус и не ищет объяснения, а только знает об этом и втихомолку улыбается. Знает, что профессора истории не любят истории, поскольку она совершается, а любят ее, поскольку она уже совершилась; им ненавистны современные потрясения основ, они воспринимают их как сумбурное, дерзкое беззаконие, — одним словом, как нечто «неисторическое», тогда как сердца их принадлежат связному, смирному историческому прошлому. Ведь прошлое, признается себе кабинетный ученый, доктор Корнелиус, прогуливаясь перед ужином вдоль набережной, окружено атмосферой безвременья и вечности, а эта атмосфера больше по душе профессору истории, чем дерзкая суета современности. Прошлое незыблемо в веках, значит, оно мертво, а смерть — источник всей кротости и самосохранения духа. Шагая в одиночестве по неосвещенной набережной, Доктор Корнелиус внутренне отдает себе в этом отчет.
Именно инстинкт самосохранения, тяготение к«извечному» увели его от дерзкой суеты наших дней к спасительной отцовской любви. Любовь отца, дитя у материнской груди — извечны и потому святы и прекрасны. Но все-таки эти размышления в потемках приводят Корнелиуса к выводу, что не все ладно с его любовью, — он этого от себя не скрывает и даже пытается теоретически обосновать — во имя своей науки.
Есть что-то предвзятое в возникновении его любви, какое-то враждебное сопротивление совершающейся на его глазах истории, предпочтение прошлого, то есть смерти. Странно, очень странно, и все же это так. В проникновенной нежности к сладостной маленькой жизни, к своей плоти, есть что-то связанное со смертью, противоборствующее жизни, — что ни говори, это досадно и не слишком хорошо, хотя, разумеется, надо быть одержимым идеей аскетизма, чтобы ради подобных умозрительных рассуждений поступиться столь высоким и чистым чувством, вырвать его из сердца."67669
