Рецензия на книгу
Ветка сакуры
Всеволод Овчинников
Аноним2 апреля 2024 г.Путеводитель по японской душе
Кажется мне, что лучшего времени для чтения этой книги, когда абрикосы в Араратской долине примерили наряды невест, а распустившаяся сакура окрасила в розовые оттенки строгие контуры соседней улицы, и придумать нельзя. Только и делай, что пей кружками этот напоенный цветочными ароматами воздух, шурши страницами да представляй себя на другом конце земли… Ну и кто мне, заядлой любительнице Японии, пестующей крепкое чувство уже лет эдак двадцать, а то и больше, запретит мечтать?
Стоит сразу отметить, что этот небольшой по объему, но отнюдь не по ёмкости книжный труд представляет собой совершенно особый вид читательского удовольствия. Наслаждаться текстом ведь можно по-разному: прочитать одним махом, забыв про покой и сон, раздробить на крупные куски и проглотить в короткие сроки или поступить так, как я сейчас. Употребить книгу размеренно, не спеша, оценивая по достоинству каждую главку-десерт. Без преувеличения скажу, что «Ветка сакуры» стала для меня на несколько дней настольной книгой, удивляющей и подтверждающей уже известное, легкой и увлекательной.
А посему в финале всего мной выше написанного я могла бы почти традиционно для рецензий на всякий нон-фикшн по стране посоветовать книгу интересующимся Японией, но я пойду немножко дальше. Посоветую этот писательский и исследовательский труд любому, кто хоть немного заинтересован в открытии новых горизонтов. Ведь в компании с Всеволодом Овчинниковым вам не потребуется никаких особых знаний о Стране восходящего солнца, чтобы хоть немного приблизиться к пониманию менталитета ее жителей, их мировосприятия. Иногда для того, чтобы полюбоваться на ветку сакуры достаточно открыть окно… ну или просто перевернуть первую страницу хорошей книги.
Автор-путешественник Всеволод Владимирович Овчинников, советский и российский журналист, на протяжении почти сорока лет бывший корреспондентом и политическим обозревателем газеты «Правда», а затем «Российской газеты», писатель-публицист и востоковед побывал в Стране восходящего солнца дважды - с 1962 по 1968 годы и в 2001 году (по особому приглашению принимающей стороны). Своими заметками о Японии он щедро делится с читателем, предварительно уточнив, что целью его книги является не статистика, а попытка приблизиться к пониманию японской души, составление своеобразного путеводителя, который помог бы разобраться в менталитете этого восточного народа. Все нации нельзя мерить одним аршином, самые разные стороны жизни - от религии до исторических реалий - влияют на траекторию личностного поведения. Без подробного анализа всех уживающихся в стране противоречий просто не понять.
Посредством слов Всеволод Овчинников протянет нить, связующую прошлое Японии с ее настоящим, и попробует объяснить, как удивительная восприимчивость японцев ко всему новому сосуществует с самобытностью вековых традиций. Ведь японцы охотно и легко заимствуют материальную культуру, но в области культуры духовной им присуща уже не подражательность, а консерватизм, не восприимчивость, а замкнутость. Это особенно заметно в противостоянии сельской глуши городу, семейного быта нравам улицы, оно ощущается во внутренней жизни любого японца, сколь бы современным ни был его облик.
Начнет автор повествование с анализа той стороны жизни, что наносит заметный отпечаток на поведение любой нации, а именно с религии. Вспомнит прекрасную лучезарную богиню солнца Аматэрасу - одно из главных божеств пантеона синто, культ которой составляет основу обожествления природы. Расскажет о буддизме, что был привнесен позже из Китая и прижился прежде всего как религия знати. Плавно перейдет к конфуцианству, расцвет которого пришелся на времена правления династии Токугава. Сказания синтоизма были куда понятнее народу, чем буддизм и конфуцианство с их туманными рассуждениями о круге причинности и переселении души, и, тем не менее, все три веры прижились.
Синтоизм наделил японцев чуткостью к природной красоте и чистоплотностью, легендами о своем божественном происхождении. Буддизм окрасил своей философией японское искусство, укрепил врожденную стойкость к превратностям судьбы. Конфуцианство принесло с собой идею, что основа морали - это верность, понимаемая как долг признательности старшим и вышестоящим. Едва ли не каждый японец участвует в ритуалах этих разных религиозных направлений, в каждом находя то, что близко его разумению.
Синтоистская вера воспитала в японцах умение наслаждаться многоликой красотой природы, её бесконечной переменчивостью, а также стремление к жизни в гармонии с ней. Это находит отражение во всех сферах - от гончарного искусства до архитектуры, в которых украшательство, пышность, внешняя эффектность чужды местному духу. Подробно автор расскажет, как способность ценить красоту прививается ребенку с малых лет путем обучения каллиграфии и стихосложению, а такие изящные досуги, как искусство чайной церемонии и икэбана учат находить прекрасное даже в моментах повседневности. Вникнув в суть данных традиций, уже и не станешь удивляться распространенным в Японии обычаям коллективного любования наиболее поэтическими явлениями природы - свежевыпавшим снегом, цветением сливы, азалии, вишни, багряной листвой горных кленов и полной луной.
А что же буддизм и конфуцианство? Они, конечно же, тоже нашли свое отражение в противоречивом японском характере. «Знай свое место, веди себя как подобает, делай, что тебе положено» - вот неписаные правила, регулирующие жизнь и поведение японцев. Слабо выраженное чувство личной инициативы, подкрепленное религиозными нравоучениями, обязывает жителя Страны восходящего солнца не прогуливать, не опаздывать и ни в коем случае не усердствовать сверх меры, всегда и беспрекословно соблюдать субординацию и на рабочем месте, и в быту. Непримиримость же к оскорблениям, болезненная чуткость к любому унижению личного пространства привели к тому, что долг чести по отношению к самому себе с малолетства приучает японцев щадить самолюбие и достоинство других. Отсюда и боязнь «потерять лицо». Отсюда и умение при помощи недомолвок оставить место для фантазии другого. Не эта ли любовь к умалчиванию, уводящая человека гораздо дальше конкретного образа, породила в умах иностранцев представление о японцах как о скрытных чудаках? Ведь даже простое «нет», произнесенное ими, значит подчас совсем не то, что мы привыкли думать.
При довольно строгих нормах поведения японцы все же с поразительной терпимостью относятся к человеческим слабостям (и потому едва ли кто-то осудит барные посиделки с выпивкой в конце тяжелой рабочей недели)… А еще было любопытно обнаружить в книге подтверждения своим давним умозаключениям, что в искусстве, в частности литературе, японцы не признают борьбу добра и зла. Исключительно чистых оттенков этих понятий для них не существует, прежде всего же им интересен сам человек. Поэтому излюбленный сюжет у японцев - столкновение долга признательности с долгом чести или верности государству с верностью семье. В этом ключе так уместно вспоминается книга любимого Кадзуо Исигуро «Остаток дня».
Взглянет на жителей четырех известнейших островов Всеволод Овчинников и через призму быта. Предложит внимательно присмотреться к японскому дому, в котором даже простая организация пространства отражает вечное стремление к единению с природой. При этом в пределах дома существуют особые правила поведения, этикет общения, который тщательно соблюдается и в реканах - японских гостиницах наоборот. Особенно автор подчеркнет тот удивительный факт, что японцы, соблюдая особую церемонность в домашней обстановке, умудряются оставаться абсолютно бесцеремонными людьми в общественных местах. Тот, кто еще сегодня утром отвешивал вам почтительные поклоны на пороге дома, уже вечером спокойно толкнет кого-то в подземке или на автобусной остановке, пытаясь занять свободную нишу в транспорте.
От частного всегда сподручно перейти к общему, и от мерки жилища при помощи татами читатель вместе с автором перейдет к вопросу о дороговизне японской земли, а затем и вовсе посмотрит на Токио с высоты птичьего полета, чтобы убедиться, что в этом многомиллионном перенаселенном городе нет главной темы, каких-то определившихся архитектурных черт, которые придавали бы индивидуальность его портрету (и тому, конечно, есть немало причин, но перечислять их было бы уже кощунством по отношению к тому, кто решиться все же осилить мою рецензию до конца).
Естественно, в книге будет упомянуто и о таких примечательных и всеми известных символах Японии, как кимоно, гейши и гора Фудзи. Мне же было очень интересно прочитать о жемчужном промысле, необычном ремесле ныряльщиц ама на островах Сима и попытках правительства возместить бедность страны природными ресурсами. Впрочем, едва ли кто-то считает Японию бедной страной, зная, какой промышленный рывок та совершила в 50-80е годы, приняв за основу принцип «Приспособиться значит уцелеть». О японской промышленности Всеволод Овчинников кстати поведает немало (заставив тем мою гуманитарную душу немного заскучать), не забыв рассказать и об особом положении страны после окончании Второй мировой войны и о том упадке, что при столь стремительном развитии технологий наблюдается в сельскохозяйственной сфере, которая почти полностью поддерживается стариками, ибо молодежь стремится в город за высокими зарплатами и не хочет лишний раз гнуть спину.
Образование, этика рабочих отношений, еда и одежда, развитие новых технологий, вредные привычки, преодоление последствий природных катаклизмов, старение нации - автор осветит столько тем, имеющих особое значение в Японии, что, решись я упомянуть хоть немного каждую, рискнула бы не уместиться в формат лайвлибовской рецензии. Безусловно, любопытен взгляд Овчинникова на уже относительно современную Японию 2000-х годов, его чаяния, тревоги и надежды. Не могу сказать, что абсолютно весь материал мне был не знаком (все ж годы любви дают о себе знать), и тем не менее, книгу я прочитала с большим интересом. Думаю, во многом еще и потому, что написана она замечательным ладным языком, ведь чуть ли не в каждой строчке читатель может встретить и авторскую мягкую иронию, и безграничное восхищение далекой восточной страной…631,1K