Рецензия на книгу

• 

  Аноним29 августа 2014 г.

  Ша-ла-ла-лу-ла-а-а. Вот я еду на телеге. Вот я проехал мимо женщины. На женщине красный платок и белая юбка. Ша-ла-ла-лу-ла-а-а. Вот я проехал мимо собаки. Собака спит, но подёргивает левым ухом. Ша-ла-ла-лу-ла-а-а. Вот я проехал мимо мужика. Мужик шатается и поёт матерные частушки. Ша-ла-ла-лу-ла-а-а. Вот я еду, а никого нет. Ветер шумит по полевым василькам. Ша-ла-ла-лу-ла-а-а. Моя лошадь поднимает пылищу. Ша-ла-ла-лу-ла-а-а. Вот я еду мимо реки. Ша-ла-ла-лу-ла-а-а. Вот моя телега подпрыгнула - это колесо попало на камень. Вот я вывалился из телеги и больно стукнулся головой об землю. Вот я залез на телегу. Вот на моей голове выскочила большая шишка. Ша-ла-ла-лу-ла-а-а. Вот ещё одна женщина, и снова в красном платке…

  Вы слушали вступление к зачину песни старого норвежского акына, в подражание которому Кнут Гамсун написал историю про Августа на три тома на тысячу с лишним страниц. Если бы старый норвежский акын затянул эту тысячу страниц на своей телеге, у него был бы гипотетический шанс до окончания песни совершить кругосветное путешествие. Гипотетический – потому что он бы утонул с этой телегой, доехав до ближайшего моря.

  Но акыну в отличие от меня повезло – он не читал Гамсуна. И он не знает, что чтение этого великого нобелевского лауреата вызывает скуку, тоску, зевоту и, наконец, крепкий сон. Очень крепкий. Вот почему я так долго читал эти произведения. Что для меня тысяча страниц? При моей скорости чтения – недели две. Бывают, конечно, исключения. Музиль, например – там надо всё медленно переваривать. Или Паустовский - там надо наслаждаться. А тут я читал, потом спал. Потом снова читал и снова спал. А проснувшись, мучительно вспоминал, «об чём там было-то»?

  Ах да! Там ведь про жизнь сначала в Поллене, потом в Сегельфоссе. Народ живёт себе да поживает, так сказать, обычной простой, в основном сельской жизнью. Иногда морской. Иногда бродячей. Кому-то удайтся уже жить городской жизнью. Но большинство живёт в селе. У каждого свои заморочки, ну а в целом самая что ни на есть народная бытовуха – как бы сегодня с голоду не помереть да до завтра дожить и на работу пойти. А завтра все разбогатели и работать не хотят – с жиру бесятся. Но деньги кончились, жир сплыл, и надо на работу идти. Прямо как в анекдоте про циклично-условный денежный оборот. Есть деньги – есть девки. Есть девки – нет денег. Нет денег – нет девок. Нет девок – есть деньги. И всё сначала. Есть деньги – есть расслабуха…

  Впрочем, есть конечно и интересные сюжетики, которые делают унылое повествование несколько ярче, чуточку контрастнее. Так во время хмурой осенний мороси внезапно разойдутся тучи, выглянет солнышко, и ты радостный зовёшь свою подружку в парк погулять. А только до парка дошёл – опять закапало тебе по неприкрытой голове. И подружка уже вслух думает про, какой ты дурак, и она тоже дура, что согласилась.

  Так и в книге. Шкиперы. Пьянки. Работа. Работа. Работа. Бац – Ане Мария «помогла» Скору утонуть в болоте. И снова работа. Пьянки. Август одной подарил кольцо. Другой подарил кольцо. Потерял кольцо. Нашёл кольцо. Папст продал часы. Папст обманул. Папст в кои веки не обманул. Ша-ла-ла-лу-ла-а-а. Бац – осушили болото и схватили Скору за руку, а он свеженький, словно не сколько-то там лет назад утоп, и минут пять всего прошло, и спасти-то лишь чуточку не успели. Август нашёлся. Август потерялся. Август опять нашёлся. Опять потерялся. Ша-ла-ла-лу-ла-а-а. Бац – Лувисе Магрете приехала, и Эдеварт – заметим, главное лицо в первой книге, а вовсе не Август – стал счастливейшим на свете дураком. А почему это вдруг дураком? Ну так попался он на крючок к этой Лувисе, которая, как выяснилось, совсем не такая простушка, какой показалась при первой её встрече в Эдевартом. И опять Ша-ла-ла-лу-ла-а-а. И вторая, и третья книга – всё это сплошная Ша-ла-ла-лу-ла-а-а. Разве, только чу-у-уточку динамичнее.

  Норвегия. Инструкция по выживанию. Типология людей. Тип первый. Эдеварт. Был первый парень на деревне, вдруг сам не заметил, как стал человеком второго сорта. Побывал моряком, пошёл торговать. Поторговал – пошёл странствовать. Вернулся, опять стал для всех своим, сделал доброе дело, и все от него отвернулись. Плюнул на всё, уехал к любимой женщине, засел у неё то ли под юбкой, то ли под каблуком, и окончательно стал сопля-соплёй.

  Тип второй. Август. Редкостное сочетание оптимиста и пессимиста, труса и смельчака, болтуна и молчуна, транжиры и эконома. Знаю я таких. Когда был маленьким, жил у нас в соседнем доме дядя Петя. Высокий, рыжий, ходил то гоголем, то петухом, то сидел тише воды ниже травы, то жена его шваброй по всему двору гоняла за то, что из постели соседки вытащила, то сама с фингалом под глазом на улицу выходила. То дядя Петя из дому выходил только чтобы до завода поскорее добраться, то его можно было встретить одновременно во всех пивняках в округе. Да, вот так. Вышел из пивняка, дошёл на заплетающихся ногах до соседнего, куда по прямой дороге минут двадцать, а дядя Петя уже как полчаса там гудит, хотя ты его одного оставил в первом кабаке.

  В общем, я понял – дядя Петя это одна из многочисленных реинкарнаций Августа. Но он, в смысле дядя Петя, мне особо не нравился – его всегда бывало слишком много. Вот и Август мне совершенно непонятен. Человек, который есть везде – его никогда нет в конкретном месте. Правда, отличие от Августа у него в том, что персонаж Гамсуна и почту с банком инициировал, и конюшню по дружбе, и всяких прочих добрых дел то по простоте душевной, то по удивительной для такого проныры наивности. А от дяди Пети одни байки только оставались. С этой точки зрения, конечно, от Августа пользы больше. Он хоть и трепло, но о людях думает. А таких в жизни мало встречается. Уж если человек и трепач, то, как правило, он видит себя в центре Вселенной, а люди для него – это уже второстепенное явление. И всё-таки моряк, который боится моря, даритель колец, который жалеет о кольцах и болтун, который сам уже не знает, где правда, а где враньё – это, согласитесь, личность очень странная…

  Тип третий. Все остальные. Остальные – это Скору, Ездра, Йоаким, и куча остального народа, из которого очень сложно выделить какого-то человека, потому что как только выделишь, так сразу эта выстроенная автором народная структура начинает распадаться. Собирательный образ народа тоже получился на троечку, ибо ни в ком не увидел я действительно сильную личность. Если это такая попытка Гамсуна показать, что абсолютно в каждом человеке есть сильные и слабые стороны, то и здесь он проиграл, поскольку слабины у большинства персонажей больше. Особенно это очевидным становится в те моменты, когда став богатыми, они становятся жутко ленивыми, а став голодными, ищут виноватого в ком угодно, но только не в себе.

  Тип четвёртый. Женщины. Неправильно, может быть, выделять их отдельно из третьего типа, но большинство женщин (по крайней мере, в первых двух книгах) показались мне слишком однотипными. В особенности, когда речь заходит о том, чтобы позволить себя пообнимать-поцеловать себя в углу, или обвести вокруг пальца кого-нибудь, в первую очередь бравого Августа.

  Всё. Хватит. Я больше не могу так. Получив Кнута, мне теперь очень хочется ещё и пряника. Простите ради Бога, я знаю, что эта трилогия очень многим понравилась. Только поэтому я прекращаю свою ругательную писанину. Но будь я поближе к власти, я бы обязательно предложил ввести санкции в отношении норвежских романов, а не только селёдок.

  Ша-ла-ла-лу-ла-а-а.

  41

  227