Рецензия на книгу

• 

  Аноним27 августа 2014 г.

  Простой – то слово, которое первым приходит в голову, чтобы охарактеризовать текст Гамсуна. Простые люди, простая жизнь, простой мир, простой текст. Вкусный, как ломоть простого черного хлеба, если проголодался (сытый не стал бы грызть).
  И такая неподъемная, тяжелая первая тема: “Разве место человека не там, где он появился на свет?” Мы редко серьезно размышляем над этим вопросом, но легко отвечаем на него своей жизнью (иногда ура-патриотизмом, который доходит до шовинизма, иногда ленью подняться с насиженного места, а иногда эмиграцией в поиске более простой и сытой жизни и отречением от Родины). Ответа не дает и Кнут Гамсун. Он предлагает нам только судьбы героев, скитальцев, добровольных бездомных, каждый из которых бесприютен по-своему. Легкая горчинка первой книги растет во второй, а в третьей от горечи сводит скулы.

  Поленцы “живут в мире с собой, чего про тебя не скажешь. Они ложатся вечером спать и спокойно засыпают”. Старый поленец говорит: “...мне странно, как вы обращаетесь со своей жизнью, зачем ищете разнообразия? Бог создал каждого из нас на его месте, там мы и живём, а вы всё стремитесь неведомо куда. Вот я прожил в Полене всю жизнь, там жил и мой отец, и мой дед, и отец деда тоже жил там. Мы там и состарились, вот уже три сотни лет мы видим одно и то же небо, одну и ту же землю”.
  Эдеварт хочет “поскитаться и посмотреть, где он придётся к месту”.
  Отчужденно чувствует себя в родном Сегельфоссе и Гордон Тидеман из третьей книги, так как его образование, знания существенно обогнали образ жизни городка, их трудно реализовать на родине, где большая часть населения живет натуральным хозяйством.
  Август... этот Август, перекати-поле. Мы не знаем, где ты действительно был, так как “мы не знаем, где ты говоришь правду, а где врёшь”. Но Август всегда возвращался на родину, только в третьей книге он уже не думает о благополучии родной деревни, а вот “Лувисе Магрете вырвала свои корни из родной почвы, теперь она была отовсюду и ниоткуда”.

  В центре рассказа, естественно, Август, самый неоднозначный персонаж из возможных. Мне в принципе не нравятся герои-мошенники, я не могу понять, за что ставят Остапа Бендера на пьедестал национального героя. Хорошо, что в первой книге Августа оттенял Эдеварт; во второй – властная Паулине; в третьей... в третьей Август уже не тот. Но Август – не Остап! Перекати-поле, говорун, лжец и самолюбец – он же и самоотверженный бессребреник, чем все-таки симпатичен: “...он брался за множество дел и от множества отрекался без всякого сожаления. Он делал всё весело и с душой, он был затейник и враль, в нём смешались и приметы нашего времени, и механизация, и американизация, в нём соединились добрые и злые начала, словом – всё. Но в одном он был просто человеком по имени Август: он был добросердечен и бескорыстен, он раздавал всё, вплоть до последней рубашки, а теперь вот уехал, не взяв с собой ни единого эре. Он никогда ничем не владел”. И он же – жалкий “старец, переодетый юношей”, в конце жизни в бесплодной болезненной “любви” (хотя любил ли он по-настоящему хоть раз...).

  Читателю не придется ломать голову над поступками персонажей: все проговорено автором, он сам дал подробную оценку своим героям, легко было бы написать их характеристику одними цитатами из книги. А вот сможет ли читатель полюбить каждого персонажа так, как любит его автор?.. Маленькую Рагну в ее бедности и грехе; Ане Марию, которая так легко убила человека за то, что он не был достаточно настойчив в ухаживаниях; изменчивую Лувисе Магрете (есть подсказка – Эдеварт же любит ее неизменно, значит, любит и автор?..); Старую Мать...

  Одной из важных тем этой трилогии можно назвать экономику. Нам расскажут все ее тонкости: от натурального хозяйства (фермерское хозяйство Ездры; рыбный промысел, добыча, сушка, продажа рыбы, использование рыбы в качестве корма скота, удобрения; овцеводство) через мелкое предпринимательство лоточников, перепродажу, наем собственной лавки на базаре или создание таковой в местечке до основания “дикого” банка (это вообще песня: просто скинулись и положили деньги в “тумбочку”!), постройки фабрики с выпуском псевдоакций.

  Если бы мне кто сказал, что я не отрываясь буду читать крайне реалистичную книгу о маленькой норвежской деревне начале 20 в., где нет отрицательных, но нет и полностью положительных персонажей, – не поверила бы. Не мое это... Но я действительно увлеклась! В том числе благодаря узнаванию. Белорусские классики того времени писали о том же: осушение болотца, прогресс, который борется с негибкостью, консервативностью взглядов местных жителей (правда, где-то прогресс “социалистический”, а у Гамсуна – капиталистический), большие чувства “маленьких” людей, большие страсти в запущенном, неизвестном миру уголке. Но должна оговориться: если можно сравнить хоть немного в простоте язык Кнута Гамсуна и Якуба Коласа, то Иван Мележ, Максим Горецкий, Кузьма Черный писали чрезвычайно поэтично и “сложно”, психологически углубленно и экспрессивно ярко (частично виновата в этом мода письма белорусской литературы первой “дореформенной”, “дорепрессивной” трети 20 в.), чего про норвежца не скажешь (отличная стилистическая задача при сходстве тематики).

  Реалистическая книга вошла в жизнь. Покупая сельдь, я представляла, как бьются в огромном неводе тысячи этих рыбин. Играя с друзьями в настолку, назвалась Паулиной, опекая банк...

  Тэкст па-беларуску...

  ...

  Просты – тое слова, якое першым прыходзіць у галаву, каб ахарактарызаваць тэкст Гамсуна. Простыя людзі, простае жыццё, просты свет, просты тэкст. Смачны, як акраец простага чорнага хлеба, калі згаладнеў (сыты не стаў бы грызці).
  І такая непад’ёмная, цяжкая першая тэма: “Разве место человека не там, где он появился на свет?” Мы рэдка сур’ёзна разважаем над гэтым пытаннем, але лёгка адказваем на яго сваім жыццём (часам ура-патрыятызмам, які даходзіць да шавінізму, часам лянотай падняцца з наседжанага месца, а часам эміграцыяй у пошуку больш простага і смачнага жыцця і адрачэннем ад Радзімы). Адказу не дае і Кнут Гамсун. Ён прапануе нам толькі лёсы герояў, бадзягаў, добраахвотных беспрытульнікаў, кожны з якіх беспрытульны па-свойму. Лёгкая гарчынка першай кнігі расце ў другой, а ў трэцяй ад горычы зводзіць скулы.

  Поленцы “живут в мире с собой, чего про тебя не скажешь. Они ложатся вечером спать и спокойно засыпают”. Стары поленец кажа: “мне странно, как вы обращаетесь со своей жизнью, зачем ищете разнообразия? Бог создал каждого из нас на его месте, там мы и живём, а вы всё стремитесь неведомо куда. Вот я прожил в Полене всю жизнь, там жил и мой отец, и мой дед, и отец деда тоже жил там. Мы там и состарились, вот уже три сотни лет мы видим одно и то же небо, одну и ту же землю”.
  Эдэварт хоча “поскитаться и посмотреть, где он придётся к месту”.
  Чужавата пачуваецца ў родным Сегельфосе і Гордан Цідэман з трэцяй кнігі, бо ягоная адукацыя, веды істотна абагналі лад жыцця мястэчка, іх цяжка рэалізаваць на радзіме, дзе большая частка насельніцтва жыве натуральнай гаспадаркай.
  Аўгуст... гэты Аўгуст, перакаці-поле. Мы не ведаем, дзе ты папраўдзе быў, бо “мы не знаем, где ты говоришь правду, а где врёшь”. Але Аўгуст заўсёды вяртаецца на радзіму, а вось “Лувисе Магрете вырвала свои корни из родной почвы, теперь она была отовсюду и ниоткуда”.

  У цэнтры аповеду, натуралёва, Аўгуст, самы неадназначны персанаж з магчымых. Мне ў прынцыпе не даспадобы героі-махляры, я не магу зразумець, за што ставяць Астапа Бэндэра на п’едэстал нацыянальнага героя. Добра, што ў першай кнізе Аўгуста адцяняў Эдэварт; у другой – уладная Паўлінэ, у трэцяй... у трэцяй Аўгуст ужо не той. Але ж Аўгуст – не Астап! Перакаці-поле, гаварун, хлус і сябелюбца – ён жа і самаахвярны бяссрэбранік, чым усё-ткі сімпатычны: “...он брался за множество дел и от множества отрекался без всякого сожаления. Он делал всё весело и с душой, он был затейник и враль, в нём смешались и приметы нашего времени, и механизация, и американизация, в нём соединились добрые и злые начала, словом – всё. Но в одном он был просто человеком по имени Август: он был добросердечен и бескорыстен, он раздавал всё, вплоть до последней рубашки, а теперь вот уехал, не взяв с собой ни единого эре. Он никогда ничем не владел”. Варты жалю “старец, переодетый юношей” – у канцы жыцця ў бясплённым хваробным “каханні” (ці кахаў ён папраўдзе хоць раз...).

  Чытачу не давядзецца ламаць галаву над учынкамі персанажаў: усё прагаворана аўтарам, ён сам даў падрабязную ацэнку сваім героям, лёгка было б напісаць іх характарыстыку аднымі цытатамі з кнігі. А вось ці зможа чытач палюбіць кожнага персанажа так, як любіць яго аўтар?.. Маленькую Рагну ў яе беднасці і граху; Ане Марыю, якая так лёгка забіла чалавека за тое, што ён не быў дастаткова настойлівы ў заляцанні; здрадлівую, Лувісэ Магрэтэ (маем падказку – Эдэварт жа любіць яе нязменна, значыць, любіць і аўтар?..); Старую Маці...

  Адной з важных тэмаў гэтай трылогіі можна назваць эканоміку. Нам распавядуць усе яе тонкасці: ад натуральнай гаспадаркі (фермер Эздра; рыбны промысел, здабыча, сушка, продаж, выкарыстанне рыбы ў якасці корму гавяды, угнаення; гадаванне чародаў авечак) праз дробнае прадпрымальніцтва латочнікаў, перапродаж, наём уласнай лаўкі на кірмашы або стварэнне такой у мястэчку да заснавання “дзікага” банка (гэта ўвогуле песня: проста скінуліся і склалі грошы ў “тумбачку”!), пабудовы фабрыкі з выпускам псеўдаакцый.

  Каб мне хто сказаў, што я не адрываючыся буду чытаць скрайне рэалістычную кнігу пра занядбаную вёску пачатку 20 ст., дзе няма адмоўных, але няма і цалкам станоўчых персанажаў, – не паверыла б. Не маё гэта... Але я сапраўды захапілася! У тым ліку дзякуючы пазнаванню. Беларускія класікі таго часу пісалі пра гэтае ж: асушэнне балотца, прагрэс, які змагаецца з нягнуткасцю, кансерватыўнасцю поглядаў местачкоўцаў (праўда, дзесьці прагрэс “сацыялістычны”, а ў Гамсуна – капіталістычны), вялікія пачуцці “маленькіх” людзей, вялікія жарсці ў занядбаным, невядомым свету кутку. Але мушу агаварыцца: калі можна параўнаць хоць троху ў простасці мову Кнута Гамсуна і Якуба Коласа, то Іван Мележ, Максім Гарэцкі, Кузьма Чорны пісалі надзвычайна паэтычна і “складана”, псіхалагічна заглыблена і экспрэсіўна ярка (часткова вінаватая ў гэтым мода пісьма беларускай літаратуры першай “дарэформавай”, “дарэпрэсіўнай” трэці 20 ст.), чаго пра нарвежца ані не скажаш (адрозная стылёвая задача пры падабенстве тэматыкі).

  Рэалістычная кніга ўвайшла ў жыццё. Набываючы селядзец, уяўляла, як б’юцца ў вялізным невадзе тысячы такіх рыбінаў. Гуляючы ў настолку з сябрамі, назвалася Паўлінай, апякаючы банк...

  16

  79