Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Перстень Лёвеншёльдов

Сельма Лагерлёф

  • Аватар пользователя
    Аноним10 сентября 2023 г.

    Сказки шведского леса

    Перо выпадает из рук. Ну, не тщетны ли мои старания записать все это? Эту историю мне рассказывали в сумерках у горящего очага. В моих ушах до сих пор звучит убедительный голос рассказчицы. Я чувствую, как мороз пробегает у меня по коже, тот трепет ужаса, который бывает не только от боязни привидений, но и от предвкушения того, что произойдет!
    А как внимательно слушали мы эту историю, думая, что она приподнимет краешек завесы над неведомым! И какое странное настроение оставляла она после себя, словно отворили какую-то дверь. И думалось: что-то должно наконец появиться из кромешной тьмы!
    Насколько правдива эта история? Одна рассказчица унаследовала ее от другой, одна кое-что добавляла, другая – убавляла. Но не содержит ли эта история в себе небольшое зерно правды? Разве не создается впечатления, словно история эта изображает нечто такое, что происходило въявь?

    Жил да был, ел да пил один шведский дядька, целый генерал Лёвеншёльд. И забыли бы о нём давным-давно, когда б за ратные подвиги (в борьбе с плохими русскими) не наградил его славный король Карл Двенадцатый именным перстнем. Перстнем генерал  гордился, считал его самой главной ценностью, добытой в жизни, и завещал похоронить себя вместе с перстнем - моё сокровище! Дети у генерала, хоть и были пацифистами и вообще нетвойняшками цивилизованными, волю родителя почитали и исполнили всё, как было велено, когда время пришло.


    Ей-богу, и не поверишь: ведь они ни во что не ставят то, что отстраиваешь заново сгоревшие дотла города, закладываешь заводы и мануфактуры, выкорчевываешь леса и подымаешь новь. Думается, брат мой, сыновья мои стыдятся меня и моих современников за то, что мы покончили с военными походами и перестали опустошать чужие земли. Видно, они думают, что мы куда хуже наших отцов и что нам изменило былое могущество шведов!

    Да вот только цацка, замурованная в склепе, не давала покоя жителям всей округи: где ж это видано, чтоб покойник владел целым состоянием? И однажды тёмной ночью покрали глупые крестьяне перстень с руки мёртвого генерала. Но не зря говорят, что старые грехи длинные тени отбрасывают. Вот и генерал, при всей доблести и неустрашимости своей, был человеком властным, злопамятным и тщеславным. Не стерпел он такого со своей персоной обращения и положил вернуть свой перстень, не считаясь с количеством жертв. Да и смысл считать живых мёртвому?

    Страшно? Захватывающе! Бабушка Сельма под завывания ветра и треск огня в печи рассказывает свою очередную сказку. Что характерно, в этот раз обошлось без протестантского восхваления бога и воли его (нет, без бога вообще не обошлось, вот только волю его люди трактуют, как обычно, надо же кого-то крайним назначить!), без моралитэ, что для меня радость большая)) Хотя при желании и здесь можно натянуть сову на глобус: Провидению препоручаю я вас, дети мои, и заклинаю: остерегайтесь выходить на болота в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно. (с)

    Трещат поленья в печи, а сказка своим чередом идёт:


    Бывало, мороз бил посевы, бывало, хищные звери губили стада, а кровавый понос – детей: вермландцы все равно почти всегда сохраняли бодрость духа. А иначе что бы с ними сталось?
    Но, быть может, причиной тому было утешение, обитавшее в каждой усадьбе. Утешение, которое служило как богатым, так и бедным, утешение, которое никогда не изменяло людям и никогда не знало устали.
    Но не думайте, право, что утешение это было нечто возвышенное или нечто торжественное, вроде слова Божьего, чистой совести или счастья любви! И уж вовсе не думайте, что было оно нечто низменное или опасное, вроде бражничанья или игры в кости! А было оно нечто совсем невинное и будничное: то было не что иное, как пламя, неустанно пылавшее в очаге зимними вечерами.
    Господи боже, какую красоту и уют наводил огонь в самой жалкой лачуге! А как шутил он там со всеми домочадцами вечера напролет! Он трещал и искрился, и тогда казалось, будто он потешается над ними. Он плевался и шипел, и казалось, будто он передразнивает кого-то брюзгливого и злого. Подчас он никак не мог сладить с каким-нибудь суковатым поленом. Тогда в горнице становилось дымно и угарно, словно огонь хотел втолковать людям, что его кормят слишком скудно. Подчас он ухитрялся обернуться раскаленной грудой угля, как раз когда в доме кипела работа, так что оставалось только сложить руки на коленях да громко смеяться, покуда он не вспыхнет вновь. Но пуще всего огонь проказничал, когда хозяйка приходила с треногим чугунком и требовала, чтобы он поварничал. Изредка огонь бывал послушен и услужлив и дело свое справлял быстро и умело. Но нередко он часами легко и игриво плясал вокруг котла с кашей, не давая ей закипеть.
    Зато как весело, бывало, блестели глаза хозяина, когда, насквозь вымокший и замерзший, он возвращался в ненастье домой, а огонь встречал его теплом и уютом! Зато как чудесно бывало думать об огне, который бодрствует, излучая яркий свет в темную зимнюю ночь, словно путеводная звезда бедного странника и словно грозное предостережение рыси и волку!
    Но огонь в очаге умел не только согревать, светить и поварничать. Он способен был не только сверкать, трещать, дымить и чадить. В его власти было пробудить в человеческой душе желание резвиться.
    Ибо что такое человеческая душа, как не резвящееся пламя? Да, да, она и есть огонь! Она вспыхивает в самом человеке, охватывает его и кружится над ним, точь-в-точь как огонь вспыхивает в сырых поленьях, охватывает их и кружится над ними. Когда те, кто собирался зимними вечерами вокруг полыхающего огня, молча сидели часок-другой, глядя в очаг, огонь заговаривал с каждым из них на своем собственном языке.

    (Вспомнила Кальцифера и его Кастрюлечку:

    Sosban fach yn berwi ar y tân
    Sosban fawr yn berwi ar y llawr
    A'r gath wedi huno mewn hedd
    )

    11
    582